Майкл Суэнвик - Полет феникса

– Эй! Кукольник! – рявкнула главком Хитрая Лиса. – Приказываю немедленно остановить представление и явиться ко мне в палатку. Я хочу с тобой поговорить.

Спектакль прервался. Вся толпа повернулась к Хитрой Лисе. Прежде чем Кроткий Кряж успел выйти из-за кулис, у локтя главкома словно из-под земли выросла Огненная Орхидея.

– Если желаете пообщаться, то со мной. Кукольная труппа состоит из членов моего клана, а я – его глава. А также посредник.

– Посредник? О деньгах речь не идет. Вы солдаты и поклялись служить Тайному Императору.

– Да. Хорошо. Но постойте – разве есть в армии дивизия Кукольников и Марионеток? Сомневаюсь. Если найдете такую, обсудите все вопросы с ее командующим. Мои родичи не солдаты, а скорее независимые наемники с ежемесячным жалованьем. У нас понедельный контракт, и мы вольны расторгнуть его в любое время, просто вернув положенную сумму.

– Что?! Ни один военачальник в здравом уме не согласился бы на такие исключительные условия!

– У нас было двадцать горных лошадей, которых жаждал заполучить Мощный Локомотив. К тому же мы не производим впечатления добропорядочных солдат, и ни один отряд не спешил принять нас в свои ряды. И еще у нас очень хороший посредник.

– Все это правда, великий главком, – подтвердил Довесок.

– Заткнись, пушистик. Это женский разговор, – огрызнулась Огненная Орхидея и снова повернулась к Хитрой Лисе. – Мы пойдем в вашу палатку, как вы сказали, и все обсудим. Со мной всегда можно договориться.

Прошло время. Наконец из командного шатра показалась Огненная Орхидея.

– Ну что? – спросил Довесок, отведя ее в сторонку, чтобы никто не подслушал.

– На кривой козе к ней не подъедешь. Я хотела оставить за нами права на конструкции Кроткого Кряжа, но она не уступила. Сказала, вдруг они снова понадобятся. Правда, за его услуги она предложила хорошие деньги. Родичам как помощникам тоже кое-что перепадет. В общем, я согласилась на ее условия.

– Нет-нет, я имею в виду план. Что с планом?

– Ах, план. Да, как ты и говорил, она думает, что это ее идея.

Площадь взорвалась аплодисментами. Кроткий Кряж стоял перед сценой и кланялся направо-налево. Улыбка полностью преобразила его зловещий облик.

– Как только все утрясется, нужно это повторить, – решил Довесок. – Идеальная толпа для наших карманников: яблоку негде упасть, и все считают ворон.

Огненная Орхидея молча отвела взгляд.

– Только не говори, что отправила их воровать!

– Нет, конечно, нет. Ну, разве что самую малость.

– Что? Огненная Орхидея, ты дала мне слово! Я же говорил, Хитрая Лиса предупреждала меня как раз на этот счет. Если поймают хоть одного нашего, нам всем несдобровать.

Огненная Орхидея состроила невинную гримасу.

– Вот незадача!

Следующий день ознаменовался низким грохотом, похожим на далекий гром. Отчасти виной тому были барабаны, а отчасти солдаты: они поднимали и роняли импровизированные гири – валуны или поленья, – снова поднимали их с помощью натяжных блоков и снова роняли, раз за разом, пока земля не начинала содрогаться. Все больше солдат брались за дело, грохот нарастал.

Из предрассветной мглы вынырнули гигантские пауки с черными как смоль лапами. Следом показались стройные ряды жутких дробящих колес. За ними тускло поблескивали массивные фигуры, время от времени изрыгающие пламя.

С точки зрения Довеска, машины-куклы выглядели ужасающе. Он попытался представить, какими их увидели жители осажденного Юга: в один миг горизонт чист, и вот уже грохочущая лавина гигантских машин катится на город. Темнота вспухала сотнями черных волдырей. Лопаясь один за другим, они выпускали бесчисленные ряды чудовищ. Никто и не подозревал, что существует столько пауков. Для многих машин даже не было названий. И все они надвигались на город, который понятия не имел, как с ними бороться.

Об этом оружии жители Юга были наслышаны во всех ужасных подробностях, но считалось, что с ним покончено. Однако глаза их говорили обратное.

Довесок заключил, что это должно напоминать конец света.

– Теперь я понимаю, – сказал Даргер, стоящий у кромки поля рядом с Довеском, – что чувствовала Хитрая Лиса, когда я выдал ее план битвы трех Армий за свой собственный. Мне необычайно грустно при мысли, что сегодня все заслуги припишут ей.

– Я тоже не в восторге от подобных насмешек судьбы, – отозвался Довесок. – Особенно если поразмыслить, сколько их пришлось на нашу долю. Но подумай, Обри, ведь оставаться непризнанным и есть удел мошенника. Наши иллюзии принимаются за чистую монету, пока не наступает момент холодного прозрения. Жертва осознает, что ее ободрали как липку, но к тому времени мы уже слишком далеко, чтобы насладиться овациями признательной, хоть и обедневшей публики. Которая, кстати говоря, редко горит желанием раструбить о своем унижении. Такова природа вещей.

– Совершенно верно. И все же, мне кажется, это кара за наше ремесло.

Все то время, пока они беседовали, гигантские машины-куклы, изготовленные Кротким Кряжем, медленно наступали на город. Собственно говоря, наступали они так медленно, что казалось, никогда не доберутся до цели. Так оно и было, иначе иллюзия грозила развеяться. Вблизи вражеские солдаты сразу бы поняли, что перед ними обычные бамбуковые каркасы, обмотанные тканью.

Но вот из ворот Китая, самых старых и массивных ворот Юга, показалась группа всадников с белым флагом. Главком Хитрая Лиса, как раз этого и дожидавшаяся, тут же выслала навстречу делегацию переговорщиков.

– Ты знал, что во времена династии Мин, когда эти ворота только построили, их называли воротами Сбора Сокровищ? – спросил Довесок. – Их переименовали после свержения династии Цин, когда Юг стал столицей, потому что в цинской столице, Севере, были ворота с точно таким же названием. Старое название кажется мне гораздо более удачным.

– Да ты не хуже путеводителя! Откуда ты знаешь все эти подробности?

На полпути к воротам Китая переговорщики главкома Хитрой Лисы спешились. Так же поступили представители Юга. Делегации сошлись обсудить условия капитуляции.

– Я в Китае, а стало быть, читаю все книги по истории, какие получается раздобыть. Странно, что ты не делаешь того же.

– Для меня нет ничего важнее литературы. Томик стихов Ван Вэя, и вечер удался.

Приняв позу, Даргер продекламировал: