Морис Ренар - Всемирный следопыт, 1927 № 01

212, ул. Арман Фальер. Париж, XV.

Дорогой друг!

Я очень прошу вас извинить мое странное поведение на «Океаниде». Вы, наверное, давно поняли, что я разыгрывал комедию, и считаете мое поведение непозволительным. А между тем, я и сам предпочел бы молчать. Зачем вы принудили меня говорить? Вы и, главным образом, ваш друг. Вы были моими спасителями, вы имели полное право все знать, но ваш долг был — ни о чем не спрашивать.

Нет, признаюсь, я не американец и не кассир Арчибальд Клерк. Я инженер, француз, и аппарат, который я испытывал в ночь нашей встречи, не был, в сущности говоря, « Аэрофиксом ». Я, конечно, мог об’яснить вам все до последних мелочей. Но мое изобретение так крупно и так просто, что я предпочел втереть вам очки, а не выдать свою тайну.

Кто вы были? — Я вас совершенно не знал. Прибавьте к этому еще, что манеры и обращение вашего друга далеко не способны вызвать доверие в человеке, который мало его знает. Ведь вы тоже могли обмануть меня относительно ваших имен и рода занятий. Да если бы даже этого и не было: есть ли на свете люди, более болтливые, чем праздношатающийся миллионер и писатель, ищущий тем для романов? Разве я не прав? Не пеняйте на меня за эту откровенность и за мою выдумку.

Если вас удивляет быстрота, с которой я придумал свою повесть, то я вам сейчас расскажу, как в моей выдумке мне помогала действительность. Прежде всего, я воспользовался тем, что в предыдущую ночь на небе действительно появлялся метеор, который вы, со свойственным человеку стремлением комбинировать, соединили с моим появлением в волнах. Руль «Океаниды», который был сломан, помог мне сочинить историю о сломавшемся руле « Аэрофикса ». Нахождение вашего судна на 40-й параллели дало моей фантазии соответствующее направление. Но странно, что главная мысль вымышленной повести была мне внушена самой незначительной из ваших фраз. Я говорю о ваших ночных обедах и завтраках, которые, по вашим словам, были похожи на ужины…

Чтобы сбить вас с толка относительно своей национальности, я назвал Филадельфию, куда я часто езжу по делам. Это было мне очень удобно: я мог говорить очень медленно и осторожно выбирать слова, в то время, как вы были уверены в том, что перед вами иностранец, плохо владеющий языком.

Вы, может быть, хотите знать, как я догадался, что вы не знаете английского языка? На это я вам отвечу: если незнакомый человек ничего не отвечает на ваши вопросы и, видимо, не понимает вашего языка, разве каждый человек не попытается об’ясниться с ним на всех языках, которые ему мало-мальски знакомы? Вы говорили со мной только на французском.

Вы видите, что я был вооружен с головы до ног. Чтобы лучше разыграть свою роль, я нарочно пил слишком много виски, — это придавало больше правдоподобности истории с бутылкой брэнди.

Но не считайте себя простаками. Даже и более проницательные люди без подозрений дослушали бы меня до конца. Каждый день почти происходят события, невозможные с точки зрения науки сегодняшнего дня. Каждый раз, как кошка, падая с крыши, становится на все четыре лапы, она бросает вызов науке. То, что она делает, не может быть сделано; наука не разрешает этого. Точно так же, по формуле Ньютона о сопротивлении ветра, птицы не имеют права летать.

Поэтому не упрекайте себя за то, что вы мне поверили, и не сердитесь на меня. Для того, чтобы принести вам свои извинения, я не стал ждать минуты, когда смогу загладить свою вину полным признанием. Я это еще сделаю. Причина, которая позволяет мне писать вам сегодня, заключается в окончании постройки нового аппарата по модели номера первого, погибшего в море. Теперь нескромность не может мне повредить. Моя машина готова к полету. Через несколько дней вы узнаете, кто я и что такое моя машина. И когда прочтете в журнале восторженные отзывы о моих опытах, тогда вы> пожалуй, не поверите потому, что они будут чудеснее «неподвижного путешествия».

Я пришлю вам в подарок запись о своих впечатлениях. Вы можете их использовать для какого-нибудь рассказа. А пока я вам очень охотно даю разрешение напечатать тот маленький роман, который я имел смелость сочинить для вас, — конечно, если вы считаете его интересным для ваших читателей.

Так я и сделал.

Особый вид уток — «пекинские утки» — выводится в инкубаторе. Последние три дня «высидки» яйца согреваются теплом человеческого тела: их носят в особых сетках вокруг талии. На нашем снимке, справа, среди яиц виден уже один утенок, которого еще продолжает согревать своим телом заботливая китаянка.

Краеведческо-охотничий рассказ В. К. Арсеньева

Рисунки худ. В. Голицына

В. К. Арсеньев — выдающийся русский путешественник и исследователь Уссурийского края (Дальний Восток) — рассказывает здесь о замечательном лесном человеке — уссурийском зверобое Дерсу Узала из племени гольдов. Отличительной способностью гольдов является страсть к охоте. Живя в таких местах, где рыбы мало, а тайга изобилует зверьем, они обратили все свое внимание на охоту. В погоне за соболем, дорогими оленьими пантами (рогами) и целебным корнем жень-шеня гольды проникли далеко на север. Они отличные охотники и удивительные следопыты. Путешествуя с Дерсу, В. К. Арсеньев поражался необычайно развитой способностью этого зверобоя читать следы и восстанавливать по ним в строгой последовательности события. «Каждый раз, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю прошлое, — говорит В. К. Арсеньев, — передо мной встает фигура верхне-уссурийского гольда Дерсу Узала, ныне покойного. Сердце мое сжимается тоской, когда я вспоминаю его и нашу совместную странническую жизнь. Трудно перечислить все те услуги, которые этот человек оказал мне и моим спутникам. Не раз, рискуя своей жизнью, он смело бросался на выручку погибающему, и многие обязаны ему жизнью, в том числе и я лично».

Настоящий рассказ относится к маршруту В К. Арсеньева по рекам Цимухе и Лефу в 1902 году, когда произошла первая встреча путешественника с уссурийским зверобоем Дерсу.

Мы попали в бурелом и потому подвигались очень медленно. Часам к четырем дня мы подошли к какой-то вершине. Оставив людей и лошадей на месте, я сам пошел наверх, чтобы осмотреться.

То, что я увидел сверху, сразу рассеяло мои сомнения. Куполообразная гора, где мы находились в эту минуту, была тот самый горный узел, который мы искали. От него к западу тянулась высокая гряда, падавшая на север крутыми обрывами. По ту сторону водораздела общее направление долин шло к северо-западу. Вероятно, это были истоки р. Лефу.