Морис Ренар - Всемирный следопыт, 1927 № 01

— Да, да, — бормотал я. — Да, да, прекрасно!

Ощущения нашего сказочного путешествия смущали, однако, мои мысли. Я не мог оторвать глаз от вращающейся карты, медленное круговое движение которой отмечало наш путь по 40-й параллели.

Этель заметила мое состояние.

— Я подозреваю причину твоего угнетенного состояния, — сказала она. — Все новые изобретения кажутся нарушением законов природы. После всех великих открытий люди, по крайней мере, в течение недели, считают их чудом и сверх’естественными; вещами. Некоторые жертвы науки кажутся преступниками, которых справедливо покарали за нарушение установленных законов. И вот Арчибальд Клерк, например, считает себя свидетелем темного дела.

Мне совсем не хотелось спорить. Психология толпы перед лицом великих открытий меня совсем не интересовала.

— Ужасно! — шептал я тихо. — Ужасно! Океан, кажется, никогда не кончится… Интересно знать, какой он глубины.

— От 1.000 до 2.000 метров. Мы находимся где-то между 140 и 160 меридианами.

— Да, правда. Скоро 5 часов.

— 5 часов теперь в Филадельфии, но не в тех местах, над которыми мы находимся. Здесь полночь. Где бы мы ни находились, всегда полночь.

Я содрогнулся.

— Правда, солнце не восходит…

— Ну, конечно. Оно все время по ту сторону земного шара. Мы с ним играем в прятки. Арчибальд, мы с тобой потеряем один светлый день нашей жизни и проживем лишнюю ночь. Позже, когда это изобретение войдет во всеобщее употребление и у каждого будет свой «Аэрофикс», я уверена, люди будут совершать эти неподвижные путешествия днем. Тогда враги тьмы будут в состоянии жить среди непрерывного дня, в тихие сумерки или при блеске постоянного рассвета. Посмотри на небо в глубине перископа, — он постоянно отражает одно и то же небо. Все стоит неподвижно, кроме луны. Созвездия не меняют места. Можно сказать, что небесные часы остановились.

— Да, но зато есть другие часы, которые продолжают прекрасно итти. Это — часы моего желудка. И в данную минуту они бьют час завтрака. Этель, я голоден.

Мы принялись за еду. Вы можете судить по этому, что состояние моего духа снова стало благоприятным. После завтрака мне стало еще веселее. Подкрепившись превосходными консервами и целым стаканом брэнди, я чувствовал себя в узкой каюте почти так же хорошо, как в купэ спального вагона.

От пережитою нервного напряжения осталась только общая усталость. Я чувствовал, что мои веки тяжелеют; было тепло, от перископа шел слабый свет. Свист воздуха и жужжание жироскопов убаюкивали меня. Сквозь туман дремоты я слышал, как Этель сказала, что мы прошли четвертую часть пути, и больше ничего не слышал.

— Нет-нет, братец! Этого никак нельзя! — услышал я вдруг ее голос над самым ухом. — Ты, кажется, спишь? А если ты мне будешь нужен зачем-нибудь? Нельзя спать! Проснись!

— М-м-м!

— Неужели тебе не хочется взглянуть на Японию, которая сейчас у нас под ногами?

— К чорту Японию! — буркнул я. — Там темно и все равно ничего не видно…

Джима это ужасно забавляло. Он хохотал. Я обиделся и сказал ему что-то неприятное. Этель сейчас же остановила меня. Негр на своем месте давился и задыхался от сдержанного смеха, и, хотя я не мог видеть его лица, мне все время представлялась его неуместная улыбка. Повелительный тон сестры заставил меня успокоиться, и я, чтобы переменить разговор, спросил ее, где мы находимся.

— В нескольких милях к северу от Пекина.

И опять наступила тишина. Я вполне сознательно называю тишиной тот непрерывный шум, который окружал нас. Я так привык к нему, что больше не слышал его, так же, как мы не слышим тех привычных звуков, которые постоянно наполняют нашу земную природу.

Я долго боролся со сном. Чтобы лучше одолеть ею, я старался заинтересоваться всем, что происходило кругом; я наблюдал за своими спутниками, следил за тем, как Джим то-и-дело сбрасывал балласт, я созерцал выразительный затылок моей сестры или старался себе представить, как в городах и деревушках, которые мелькали у нас под ногами, под рогатыми крышами домиков мирно спали в своих китайских кроватях наши желтолицые братья. Но воображение без знания — ничто. Я совершенно не знал, какие у китайцев кровати, а смотреть было мало толку. Я не различал даже деревьев. Мне приходилось все выдумывать, как детям, об’езжающим чудесные страны на деревянной лошадке, не выезжая из детской.

Наконец, Этель бодро и весело провозгласила тоном слуги из вагона-ресторана:

— Прошу за стол, господа! Полдень.

— Полдень в полночь! — ворчливо сказал я.

Наш завтрак был похож на ужин. Так же был похож на него и обед. Никому не хотелось есть. Под нами проплывали последовательно Каспийское море, Турция, Греция, Калабрия, Испания и Португалия. Но видеть что бы то ни было я не имел возможности, а фантазировать уже устал. Я с раздражением отбивал дробь по нашему прозрачному полу, чувствуя, что долго не выдержу в своей узкой келье. Когда, около 12 часов, Этель приказала мне быть очень внимательным и помнить о своих обязанностях, я радостно встрепенулся. Сестра об’яснила мне, что она остановит мотор и затормозит действие жироскопов, чтобы наша машина постепенно была подхвачена движением земли и нам можно было бы спуститься в Филадельфии.

Лампа излучала свой яркий свет. Джим повернул большой выключатель и перевел несколько рычагов. В корме послышался скрип тормозов о колеса, воздух свистел все слабее и слабее, а стрелка на измерителе скорости начала опускаться.

Я крепко сжимал ручки от шнурков руля. Сестра строго запретила мне передвигать их без особого приказания. Время от времени я видел через пол блестящую поверхность океана, на которой какой-то океанский пароход проводил двойную светящуюся линию, — красную и белую.

Это положение продолжалось неопределенный промежуток времени, который показался мне бесконечным. Наклонившись через плечо сестры, я увидел, что лицо ее было встревожено.

— Дело в том, — ответила она на мой вопрос, — что мы недостаточно замедляем ход. Я боюсь, что мы пролетим мимо Филадельфии.

На часах было половина первого, а воздух свистел все еще достаточно сильно.

— Ты думаешь, — сказал я, — что нам придется приземлиться где-нибудь в окрестностях? Если это будет дальше 100 километров от города…