Евгений Воробьев - Этьен и его тень

За спиной ее стоял шустрый молодой блондин; он почтительным шепотом давал советы, ему доверено было залезать к старухе в сумочку и доставать оттуда деньги, он делал это уже несколько раз: старуха горячилась и проигрывала.

Кертнер позволил себе поиграть в рулетку – не азартничая и не мельча, как полагалось вести себя солидному коммерсанту, забредшему в казино. Он ставил крупные суммы, но играл только в чет-нечет или ставил на «красное-черное», и довольно удачно, редко оступаясь, переходил с четных цифр на нечетные, менял цвет.

Позже он в одиночестве поскучал у буфетной стойки. Агирре все не появлялся, хотя было уже поздно.

Этьен прошелся по залам. Говорят, даже мадридское казино «Гран пенья» уступает севильскому в аристократическом клубе «Касинилья де ла Кампана». Ну а если не быть завзятым и неизлечимо азартным картежником, более всего в этом" клубе привлекал нарядный закругленный салон на первом этаже. Большие зеркальные витрины заливали его светом, и при этом в салоне не было душно. Двери клуба открывались только перед избранными. Здесь собирались местные гранды, знатные эмигранты, сбежавшие из Мадрида, Валенсии, Сарагоссы, из других городов и провинций, занятых республиканцами, дипломаты, военные чины, журналисты, тореадоры, сановники, коммерсанты.

Севилья походила в те дни на огромный перевалочный пункт, на необъятный зал ожидания на вокзале – зал ожидания первого класса! Иные беженцы задерживались здесь всего на несколько дней и в своих экипажах, в своих автомобилях спешили вдогонку за наступающей армией. Въехать в свой особняк, в свое поместье, войти в свой магазин сразу же, как только выгонят «красных»! Все ночлежные дома, гостиницы, монастырские подворья, таверны при дорогах, ведущих к Мадриду, битком набиты беженцами.

Этьен уже собрался в «Кристину», но, перед тем как уйти, подошел к игорному столу, где рулетка была сегодня к нему так благосклонна. И тут он увидел за спинами любопытных Агирре, сидящего понуро за столом. Как же Этьен не заметил его раньше? Или Агирре только что пришел?

Крупье с профессиональной сноровкой отгреб лопаточкой деньги с проигравших квадратов стола. Печальным взглядом проводил Агирре эту кучу денег.

Низкий абажур повис в табачном дыму над зеленым сукном, освещая стол, расчерченный на квадраты.

Напротив Агирре сидела все та же старуха в соломенной шляпе. Крупье рассчитался с играющими. Делали новые ставки. Агирре неуверенно положил деньги на «11», но в самый последний момент нервно передвинул их на соседний квадрат.

– Игра сделана, ставок больше нет, – объявил крупье, и рулетка с легким жужжанием завертелась…

Агирре неотрывно следил за ней – вот-вот остановится… И вновь неудача. А старуха опять выиграла. Шустрый молодой блондин достал ее сумочку и сунул в нее выигрыш. Старуха игриво похлопала его по щеке рукой в перстнях и показала, на какие квадраты снова ставить.

Агирре, подавленный проигрышем, порылся в карманах пиджака, ничего не нашел, встал, но подошедший Кертнер мягко усадил его обратно и незаметно передал деньги:

– Держи.

Докрутилась рулетка, и крупье пододвинул к Агирре кучу ассигнаций. Тот вскочил в веселом азарте.

– Не будем больше испытывать судьбу. – Он взял деньги со стола и хотел отдать долг Кертнеру.

– Успеешь.

– Нет, нет, карточный долг – долг чести!

– Я подожду.

– Тогда играю на все!

И снова крупье придвинул лопаточкой деньги к счастливому Агирре. Тот иронически улыбнулся шустрому блондину, отдал долг Кертнеру, рассовал остальные по карманам и отошел от стола.

Агирре был радостно возбужден и все чаще поглядывал в другой конец зала – оттуда ему улыбалась очаровательная молодая сеньора. Она стояла об руку с пожилым мужчиной, но не сводила сияющих глаз с Агирре.

Джаннина укладывала вещи в чемодан, собирала Паскуале в дорогу, напевая «Прощание с Неаполем». Мать хлопотала на кухне.

– Мама, где шерстяные носки? На палубе бывает ночью очень прохладно.

– Посмотри в комоде, в нижнем ящике, – донеслось из кухни.

Джаннина пела и не услышала, как за ее спиной тихо отворилась дверь и вошел Паскуале. Он осторожно положил покупки и стал подпевать Джаннине. Она бросилась отчиму на шею.

– Я счастлив, что ты приехала меня проводить, – сказал Паскуале с нежностью.

– Я была бы счастлива проводить тебя в последний рейс на «Патрии». Мне совсем не по душе твои поездки в Испанию.

– Еще два-три рейса – и синьор Капрони-младший назначит мне пенсию. Ну, а кроме того, ты же знаешь… – Паскуале порылся в бумажнике и достал вырезанное из газеты объявление. – Вот… «Все для приданого… Столовое и постельное белье… Улица Буэнос-Айрес, 41…» Я и опоздал потому, что купил кое-что для своей девочки…

Он открыл коробку, в ней полдюжины батистовых рубашек, развернул пакет и достал платье – голубое в белую полоску. Джаннина наспех чмокнула Паскуале и, схватив платье, скрылась за шкафом.

– Святые угодники! Паскуале расщедрился! – Мать стояла в дверях с кастрюлей. – Он такой скупой, что из экономии один хотел ехать в свадебное путешествие.

– Но все-таки вы ездили вдвоем! – засмеялась Джаннина, голос ее донесся из-за шкафа.

– Да, третьим классом! – вздохнула мать и ушла на кухню.

Раздался стук в дверь, вошел человек в форме трамвайщика, вертлявый, с бегающим взглядом.

– Прошу о снисхождении… Дайте в долг бутылочку масла.

Паскуале удивленно посмотрел на вошедшего, а Джаннина сухо пояснила:

– Наш новый сосед.

– Я поселился в этом доме, когда вы были в Испании, – сказал Вертлявый.

Паскуале коротко кивнул.

Джаннина успела переодеться и прошлась в новом платье мимо отчима и Вертлявого походкой манекенщицы, покачивая бедрами.

– Вам нравится? – Паскуале повернулся к Вертлявому. – А жена недовольна. Называет меня скупым.

В дверях появилась мать и нелюбезно оглядела Вертлявого.

– Сосед просит бутылочку масла, – объяснил Паскуале.

– Вы забыли вернуть бутылочку кьянти, – напомнила мать, но все-таки вынесла масло.

Уже в дверях сосед сказал:

– Я служу контролером в трамвайном парке. Ваша семья может смело ездить без билетов.

– Благодарим, – сказала мать. – Но как раз на трамвай Паскуале не скупится.

Едва закрылась дверь за назойливым соседом, Джаннина закружилась перед зеркалом, бросилась на шею Паскуале, запела.

В мелодию ворвался свист с улицы. Мать перегнулась через подоконник, помахала рукой:

– Паскуале! Джаннина! Скорей посмотрите на этого генерала! Сколько перьев в его шляпе!

Джаннина глянула в окно, усмехнулась, отвернулась.

– Ощипали двух павлинов…

– Пригните голову! – кричала мать в окно. – На лестнице паутина…