Евгений Воробьев - Москва. Близко к сердцу (Страницы героической защиты города-героя 1941—1942)

Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей войны, я всегда отвечаю: битва за Москву.

Г. К. Жуков

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1965 года за выдающиеся заслуги перед Родиной, массовый героизм, мужество и стойкость, проявленные трудящимися столицы Союза Советских Социалистических Республик города Москвы в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, и в ознаменование 20-летия победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. городу Москве присвоено почетное звание «Город-Герой» с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

С первых дней Великой Отечественной войны и до ее конца автор этой книги был военным корреспондентом газеты Западного (3-го Белорусского) фронта «Красноармейская правда». Он безотлучно находился в войсках, когда шли бои в верховьях Днепра на смоленской земле, на дальних подступах к Москве, а позднее на солнечногорском, волоколамском, можайском, наро-фоминском, малоярославец-ком направлениях и на южной окраине Тулы в поселке Рогожинском. Вместе с войсками входил в освобожденные Ельню, Истру, Наро-Фоминск, в усадьбу Ясная Поляна, Малоярославец, Юхнов, Медынь, Можайск, Вязьму.

Очерки, репортажи, зарисовки, записи, сделанные во фронтовых блокнотах, дополнены беседами после войны с маршалами, генералами, военными историками, героями битвы за Москву, бойцами народного ополчения, партизанами Подмосковья, рабочими и работницами оборонных заводов, пожарными, железнодорожниками, медиками, трамвайщиками, журналистами, минерами и другими участниками событий. Работая над книгой, автор обращался к военным мемуарам, а также к документам и материалам в архивах и музеях.

В канун Октябрьской годовщины в Москве несколько раз объявляли воздушную тревогу. Самолеты противника 6 ноября настойчиво прорывались к городу. Те, кто замыслил злодейский план «Барбаросса», хотели во что бы то ни стало сорвать советский праздник, деморализовать и терроризировать Москву. Около пяти часов вечера на город устремилось 250 самолетов. Зенитчики и истребители мужественно отражали попытки врага хозяйничать в московском небе. В этот день налетчики натолкнулись на плотную завесу зенитного огня. Над городом и на подступах к нему было сбито 34 самолета. В сумерки и вечером в облаках шарили лучи прожекторов, голубыми мечами рассекали пасмурное небо, они ослепляли вражеских летчиков, указывали цели воздушным часовым столицы.

За двадцать минут до начала торжественного заседания прозвучал отбой воздушной тревоги, налет отбит…

Весь день на станции метро «Маяковская» готовились к заседанию Моссовета в честь 24-й годовщины Октябрьской революции. Несколько военных корреспондентов, прибывших с Западного фронта, тоже получили пропуска.

В. П. Пронин, председатель Моссовета в годы войны, вспоминает, как 2 или 3 ноября в 10 часов вечера после доклада Генерального штаба Сталин вдруг обратился к нему и к А. С. Щербакову с вопросом:

«— А думают ли москвичи, сохраняя традиции, проводить торжественное заседание Моссовета, посвященное 24-й годовщине Октября?

Признаться, в сутолоке напряженной прифронтовой жизни мы тогда еще не занимались этим.

— Надо проводить, — сказал Верховный. — Где, по вашему мнению, это лучше всего сделать?

Начали перебирать варианты. Хорошо бы в Большом Кремлевском дворце или в Колонном зале, но опасно — фашистские самолеты могут прорваться в столицу… И вдруг кто-то предложил (не помню точно, кто именно):

— А может быть, в метро? Например, на станции „Маяковская“? Станция глубокая, зал вместительный, удобный, его можно быстро приспособить…»

Думал ли кто из строителей или пассажиров метрополитена, что станции «Маяковская», открытой три года назад, суждено в своем мраморном, нержавеющем великолепии стать бомбоубежищем?

Вход в метро темный, не светит даже тусклым синим светом коренастая буква М.

Сегодня станция закрыта для пассажиров и для тех, кто ищет безопасного ночлега.

В узкой двери стоял милиционер в каске, с ручным фонариком. Пятнышка света едва хватало, чтобы высвечивать пригласительные билеты и удостоверения личности.

После площади, погруженной в плотную темноту, люстра в вестибюле метро была празднично яркой. Пли так лишь показалось…

Эскалатор двигался безостановочно. Подземный зал превратился в огромный, вытянутый в длину партер. Днем воинские команды, иногда под вой воздушных сирен, переносили и доставляли вниз стулья, сложенные по два, блоки кресел, свинченные по полдюжины. Разношерстные стулья и кресла перекочевали из Концертного зала имени Чайковского и соседних зданий — бывшего мюзик-холла, кинотеатра «Аквариум», а также с противоположной стороны площади, из Театра Сатиры, кинотеатра «Москва» и Театра кукол Образцова.

Из Зала Чайковского перетащили пианино для концерта: транспортировали вниз по эскалатору.

В дальнем конце станции — трибуна. Два больших канцелярских стола, сдвинутые торцами, покрытые зеленым сукном, — стол президиума. Помощники военного коменданта Большого театра А. Т. Рыбина принесли эту скатерть, часы. На подставке бюст Ленина, рядом букет цветов.

Слева у платформы стоял метропоезд, двери открыты. Окна одного из голубых вагонов занавешены — артистическая для участников концерта.

По соседству с артистической — вагон-буфет: чай, бутерброды, сдобные булочки, мандарины. В окопах, заметенных снегом ранней и сердитой зимы, мандарины выглядели бы, наверное, плодами с другой планеты.

Нарушив привычное направление, от станции «Белорусская» на правый путь подошел специальный поезд. В портале туннеля показался вагон; он остановился в конце платформы. Прибыли члены Политбюро, секретари ЦК, МК партии и другие московские руководители. Через окна вагонов было видно, как пассажирам помогают снимать зимнюю одежду. Весь вечер вагон стоял под охраной, освещенный, двери настежь. Шубы, пальто, полушубки, шинели висели на никелированных поручнях…

Пришел я рано, удалось занять место сравнительно близко от трибуны.

Всеохватывающая сплоченность, преданность идеалам Октябрьской революции, заветам Ленина, ощущение сопричастности к огромному событию, насыщенному пафосом истории, воодушевляли двухтысячную аудиторию.