Евгений Воробьев - Москва. Близко к сердцу (Страницы героической защиты города-героя 1941—1942)

В ожидании парада охватываешь памятью прошлое. У степ Кремля отчетливее, чем где-либо, ощущается веление эпохи, богатырский пульс народа — созидателя и воина…

Здесь Ленин прощался взглядом, жестом, словом с бойцами всевобуча, с рабочими, уходившими на защиту революции, биться с Дениным и Колчаком. На булыжном просторе площади учились маршировать первые красноармейцы и будущие красные командиры.

Больше полусотни военных парадов видела за годы Советской власти Красная площадь, еще больше числит в своей памяти демонстраций и других торжеств.

Вспомнился исторический день — Первое мая 1918 года. Летит самолет в просвете между двумя шпилями Исторического музея. То была первая ласточка красной авиации, предвестница будущих эскадрилий, стерегущих тревожное небо Москвы…

А 1 Мая 1919 года по Красной площади впервые прогромыхал трофейный танк, добытый в бою с белогвардейцами, интервентами. Праздничная толпа запрудила площадь, а красноармейцы демонстрировали танк на ходу, поворачивая его во все стороны, как игрушку. Рабочие с большим интересом следили за невиданной диковиной. Тогда казалось — танк идет быстро. На самом же деле неуклюжая бронированная колымага тряслась по булыжнику трехкилометровым ходом. Далекий предок современных сухопутных броненосцев!

Морозный туман был на руку воинам противовоздушной обороны, но музыкантов плохая погода не радовала.

Немало забот и хлопот принес устроителям парада сводный оркестр. Его расформировали, часть музыкантов оказалась в воинских частях гарнизона, остальные уехали на фронт.

И вдруг 2 ноября капельмейстеру В. И. Агапкину объявили, что он назначен главным дирижером, приказали собрать сводный оркестр из разрозненных групп музыкантов, в помощь москвичам вызвали оркестр из Горького. Было затруднение и с репетициями — духового оркестра на площади пока никто не должен слышать; марши, барабанный бой, фанфары могли насторожить. Репетиции оркестра шли в Хамовниках, в манеже, где в мирное время устраивали конные состязания.

Унылое зрелище явил собой 4 ноября сводный оркестр: музыканты пришли с винтовками за плечами, с противогазами, в походной амуниции, построились по ранжиру и недружно ответили маршалу Буденному на его приветствие. Трудно представить себе, что через сутки, в шесть утра 5 ноября, маршал нашел сводный оркестр в хорошем строю, отлично звучащий, с начищенными до блеска инструментами…

Известный военный дирижер, автор знаменитого марша «Прощание славянки», Василий Иванович Агапкин вспоминал:

«…Все эти дни были умеренно холодными. В ночь на 7 ноября, на рассвете, погода вдруг резко изменилась. Разыгралась суровая пурга. Прибывшие оркестранты заявили мне, что клапаны (педали) у инструментов замерзают, пальцы коченеют (некоторые были без перчаток). Как играть?

Положение действительно тяжелое, но нужно собрать все силы. Инструменты необходимо сохранить от замерзания. Ведь парад-то исторический — мы должны играть. Мелкие инструменты, как наиболее необходимые, держать под шинелями, крупные — прикрывать обшлагами шинели. Играть марши, чередуясь между собой: одни играют, другие отогревают инструменты.

…Я управлял оркестром, стоя на возвышенной подставке. Снег шел не переставая, мороз крепчал. Незаметно для других я мимикой напомнил музыкантам следить за замерзающими инструментами — начинался самый ответственный момент — раздалась команда: Смирно!

Капельмейстер стоял на возвышенной подставке, его кирзовые сапоги занесло снегом. Стрелковые полки прошли, вот-вот покажется конница, оркестр пора отвести к ГУМу. Агапкин хотел сойти вниз и попытался сделать шаг, но сапоги примерзли, подставка пошатнулась.

„Ну, думаю, беда, сейчас я упаду… Как быть? Что делать? Прохождение уже заканчивается. Задержу кавалерию, получится заминка, а я не могу даже слова выговорить, губы мои замерзли, не шевелятся. Жестом никого не подзовешь: любой мой взмах на виду у всех может быть истолкован как дирижерский приказ. Спасибо капельмейстеру Стейскалу. Он догадался и быстро подбежал ко мне. Я нагнулся, оперся рукой на его плечо, отодрал сапоги, спустился по ступенькам вниз и подал знак оркестр отвести к ГУМу…“

В тот год В. И. Агапкину уже было под шестьдесят. Тридцать лет оркестры играли его марш „Прощание славянки“, впервые исполненный в Тамбовском кавалерийском полку. Но еще никогда марш не звучал так проникновенно и тревожно, как на этом параде…

Предосторожности ради парад начался на два часа раньше, чем бывало до войны, — в восемь утра. Когда куранты отбили восемь ударов, принимавший парад маршал Буденный выехал на гнедом скакуне из Спасских ворот.

За пять минут до парада на Мавзолей поднялись члены Политбюро.

Сталин был в хорошем настроении. Показывая на небо, сказал:

— Везет большевикам.

Снег шел все усерднее. Небо сделалось цвета шинельного сукна. Снег набросил белые маскировочные халаты на шеренгу голубых елей. Ветер сметал белую пыль с зубцов Кремлевской стены, и казалось — это пороховой дым стелется над твердыней.

Кое-где виднелись следы камуфляжа. Летом стену маскировали под зеленую аллею — затруднить ориентировку вражеским летчикам. Осенью 1941 года Мавзолей прятали под макетом двухэтажного фанерного дома с мансардой; перед парадом макет разобрали.

Небольшая группа корреспондентов собралась у левого крыла Мавзолея. До войны во время парадов на этом месте обычно толпились военные атташе. Сейчас их не видно, посольства эвакуированы.

У входа в Мавзолей, как и в мирное время, стояли часовые, хотя гроб с телом В. И. Ленина еще в июле эвакуировали на Урал.

Микрофоны на площади уже включили. С Мавзолея послышались реплики Сталина, не рассчитанные на трансляцию. Когда Буденный поравнялся с командующим парадом генералом Артемьевым, до стоящих внизу донеслись слова Сталина: "А здорово поддувает!.."

Буденный поздоровался с войсками: "Здравствуйте, товарищи! Поздравляю с праздником!.." Отдал команду: "Парад, вольно!", по-кавалерийски легко спрыгнул с коня и, провожаемый раскатистым "ура-а-а!", направился к трибуне. Артемьев легким кивком подал капельмейстеру знак — сыграть сигнал "Слушайте все".

Вопреки традиции с речью выступил не принимающий парад, а Председатель Государственного Комитета Обороны Сталин. После речи оркестр заиграл "Интернационал", ему аккомпанировал орудийный салют. В непосредственной близости к линии фронта салют прозвучал, как залпы по противнику…

В то утро, из разумных требований безопасности, предполагалось, что радиотрансляцию с Красной площади услышат только москвичи. Противник на ближних аэродромах не должен был знать, что в эти минуты с трибуны Мавзолея говорит Сталин.