Евгений Воробьев - Этьен и его тень

Вскоре он уже подходил к порту – за крышами домов виднелись мачты, снасти, трубы пароходов. До него доносился шум работающего порта – гудки буксиров, звонки подъемных кранов.

Он обошел несколько причалов, поглазел на пароход, название которого нельзя было издали разобрать, а подойти ближе не разрешил карабинер. Пароход стоял под погрузкой. С причала доносился прилежный скрип такелажа, без устали работали подъемные краны. Какие-то исполинские ящики совершали путешествие в воздухе, прежде чем скрыться в трюме.

Чтобы не привлекать к себе внимание карабинера, Этьен зашагал дальше, прошел мимо портового управления и среди прочих увидел вывеску «Нотариальная контора». Вот и хорошо, не придется искать контору в центре города.

В такой конторе бывает немало клиентов, которые делают в Генуе пересадку с поезда на пароход, с парохода на поезд, с парохода на пароход. В порту не так должен обращать на себя внимание транзитный пассажир, иностранец, оформляющий доверенность на имя какой-то женщины – право распоряжаться его текущим счетом в швейцарском банке.

А чувствовал он себя в нотариальной конторе, насквозь пропахшей сургучом, в полной безопасности. Ни одному сыщику не придет в голову искать его в таком укромном, тихом помещении.

С новоиспеченной нотариальной доверенностью в кармане он шагал по оживленной улице.

Как во всех южных городах, рыбные магазины, фруктовые лавки и цветочные магазины располагались только на теневой стороне улицы. Никакие тенты не могли бы спасти скоропортящийся товар от солнца.

В рыбном магазине стеклянной витрины нет, и Этьена обдали острые запахи. В корзинах, выстланных листьями папоротника, в стеклянных ящиках, питаемых проточной водой, можно найти все дары Лигурийского моря. Осьминоги, лангусты, крабы, устрицы, мидии, кальмары, креветки, рыба-меч, нарезанная большими кусками, и – как приправа к будущим рыбным блюдам – шампиньоны в плетеных корзинках.

Цветочный магазин с густым букетом запахов и яркой палитрой. Фруктовая лавка со своим пиршеством красок и ароматом, вобравшим в себя всю свежесть садов, плантаций и фруктовых рощ.

По-видимому, Этьен позавтракал второпях, потому что решил зайти во фруктовую лавку поблизости от причала Сомали.

Он незаметно и зорко огляделся перед тем, как переступить порог лавки.

Ящик, похожий на дощатый домик. Подъемный кран снял с платформы, на борту которой эмблема германских железных дорог, этот ящик и понес его к краю пристани. Грузчик отцепил стропы и накинул их на крюк другого крана, который приводила в действие корабельная лебедка.

Погрузкой командовал стивидор Маурицио, мужчина атлетического сложения. За его выразительными жестами следили и крановщик, и лебедчик, и все грузчики.

С палубы на пристань кто-то крикнул по-немецки:

– Предупредите их, лейтенант Хюбнер: если погрузят до обеда – получат премию!

Баронтини подмигнул крановщику, и тот понимающе кивнул ему. Поднося ящик к проему трюма, крановщик резко бросил его вниз, на палубу. Ящик разбился, из-под дощатой обшивки показалось нечто не сельскохозяйственное – башни легкого танка с дулом орудия.

Ругань, крики, визг лебедки.

– Немедленно вызвать капитана! – закричал по-немецки тот, кто отдавал приказы лейтенанту Хюбнеру.

Баронтини стремглав понесся к трапу и ворвался в каюту к капитану:

– Вас требуют немцы!

– Что случилось?

– Ящик разбили.

Капитан выбежал из каюты и захлопнул дверь. Слышно было, как он стремительно поднялся по железному трапу.

Баронтини подождал, своим ключом открыл дверь в каюту и вошел в нее…

Грузчики уже накрывали разбитый ящик брезентом.

– Это саботаж! – кричал капитан на Маурицио. – Вас всех будет судить военный трибунал!

Крановщик кричал лейтенанту Хюбнеру:

– А что указано в вашей накладной? Фальшивый вес!

Баронтини, который успел отдышаться после беготни по трапу, стоял на палубе и показывал капитану накладную:

– Груз-то весит шесть тонн! При чем здесь стивидор, крановщик? Мы составим акт.

Капитан протянул накладную немцу, тот что-то сказал вполголоса и махнул рукой, подавая команду к дальнейшей погрузке…

«Патрию» погрузили до срока, и как можно было разойтись, не посидев своей компанией, не спрыснув премию, выданную немцами?

Лампа освещает комнату на задах фруктовой лавки, все заставлено ящиками, корзинами, лукошками с фруктами. На стене, по обеим сторонам олеографии, изображающей апельсиновую рощу, висят гитара и мандолина.

За столом Маурицио и его гости: помощник капитана «Патрии» Атэо Баронтини, по прозвищу Блудный Сын, крановщик, два докера – долговязый и одноглазый.

Из лавки, освещенной ярким дневным светом, вошла Эрминия; она принесла корзинку с фруктами и подсела к столу.

– Эта граппа покрепче виски, – похвалил крановщик. – За вас, синьора!

Эрминия выхватила у Маурицио, стакан, до краев налитый виноградной водкой, торопливо перекрестилась, выпила одним духом и звонко рассмеялась.

Маурицио потянулся к мандолине, долговязый докер взял гитару и принялся ее настраивать. Маурицио затянул песню «Голубка то сядет, то взлетит». Он пел, прижимая ручищи к груди, отчаянно жестикулируя, пел высоким проникновенным тенором, хотя к его внешности больше подошел бы бас.

Он смотрел на Эрминию влюбленными глазами, а говорил заискивающим тоном:

– Эрминия, сегодня же необычный день! У нас новый гость. И какой! Если бы он только захотел… Он мог быть не помощником капитана, а капитаном. И не на вонючей «Патрии», а на… «Куин Элизабет»!!! Да что там «Куин Элизабет»… Он мог бы командовать всем итальянским флотом… – Эрминия выразительно поглядела на Маурицио, тот умолк на полуслове, но быстро вернул себе словоохотливость. – Знаешь, кто его отец? Ты слышала про верфи, пристани, суда Баронтини? Вот он чей сын!

– Блудный сын, – поправил Баронтини.

– А он плюнул на все верфи и плавает на «Патрии», потому что он настоящий моряк!

– Без него мы бы сегодня с молотилками не управились, – сказал одноглазый, потирая руки.

– Думаете, не знаю, что в этих ящиках? – Эрминия рассмеялась.

– Остается только удивляться, – подал голос Баронтини, – как испанские крестьяне ухитрялись раньше убирать свой урожай без этих машин?!

– Лучше бы вы Франко большой гроб послали, – сказала Эрминия.

Компания рассмеялась, а Маурицио вновь заискивающе посмотрел на Эрминию:

– Ради твоего знакомства с синьором Баронтини!

Эрминия отрицательно покачала головой. Маурицио оглянулся, ища сочувствия у собутыльников, и сказал:

– В такие минуты я жалею, что не принял приглашения генерала Нобиле и не улетел с ним на Северный полюс.