П. Рымкевич - Мир приключений, 1925 № 02

Все восхищенно смотрели. Тогда Факсуорти ловким движением руки включил еще две лампы. Первое изображение распылилось и заменилось другим, заполнившим весь экран. Затем, по мере того, как вспыхивала лампочка за лампочкой, на экране стали появляться только части золотистой поверхности луны, и изображение все более увеличивалось, все яснее становились подробности. Вот уже только одна большая гора видна зрителям; вот уже только часть горы; вот несколько горных скал, наконец, только поверхность одной скалы.

Тогда ученый, по просьбе своих коллег, снова повернул стрелку и сразу загорелся последний ряд лампочек. Прежнее изображение расплылось, и вместо него появилась колеблющаяся масса прозрачных шариков, видимых только благодаря исходящему от них бледно-опаловому свету.

— Джентльмены, — сказал Факсуорти, и его обычно спокойный голос слегка дрожал от волнения, — вы видите перед собой мельчайшие кварцевые частицы одной из скал на поверхности нашего спутника. Я надеюсь, что это зрелище вознаградит вас за те деньги, которые вы так любезно предоставили в мое распоряжение.

Шопот одобрения и согласия был единственным ответом восхищенных зрителей, которые восторженно наблюдали за вращающимися перед ними шариками.

Несколько минут они стояли, пораженные удивлением. Затем Факсуорти резко повернул обратно выключатель, и изображение исчезло с экрана.

— Может быть, вы хотите получить краткое объяснение устройства аппарата, прежде чем вы произведете последнее испытание, назначенное на сегодняшний вечер, — предложил он, посмотрев в тоже время на свои карманные часы.

Все кивком головы выразили свое согласие, и он начал:

— Как вы, вероятно, знаете, я начал производить исследования и опыты по физике и по химии с двадцатилетнего возраста. За это время я сделал в этих областях несколько открытий и некоторые из них оказались весьма полезными при осуществлении настоящего предприятия. До сего времени я хранил в тайне от всех, в чем заключаются эти открытия, кроме Гольтона, которому я вполне доверяю. Извините меня, джентльмены, я сейчас вернусь к вам обратно, — и он полез по лестнице, ведущей в верхнюю комнату под самой верхушкой купола.

Через минуту он вернулся, держа что-то в крепко сжатой руке.

Он раскрыл руку и в ней оказалась небольшая плоская трубка, наполненная красноватой, клейкой жидкостью, с несколькими припаянными к концам тонкими платиновыми проволоками.

— Эта трубка, джентльмены, — пояснил ученый, — главная часть аппарата, который находится перед вами, его сердцевина. Без него, все остальное было бы совершенно бесполезно. В ней находится состав, неизвестного раньше, элемента, который я называю люций. Мне и моим помощникам пришлось потратить двадцать лет лабораторного труда, чтобы получить то количество люция, которое вы видите в этой трубке.

Сущность в том, что этот элемент обладает теми же самыми свойствами, как селен, только он в миллион раз более светочувствителен. В абсолютной темноте он совершенно не пропускает электричества, но лишь только попадет на него тончайший луч — хотя бы луч этот прошел через всю вселенную, — как элемент немедленно получает проводимость, пропорциональную силе луча. Благодаря светонепроницаемой верхней комнате, свет от ртутного рефлектора падает в фокус над этой трубкой. Я не буду пытаться объяснять вам процесс измененья, усиления и обратного превращения в свет электрического воздействия, которое в конечном отчете дает изображение на экране. Это слишком сложно и потребовалось бы несколько часов, чтобы как следует объяснить это. За недостатком времени, я не буду рассказывать вам ни об обстоятельствах, при которых был открыт этот элемент, ни о том, как заинтересовал меня вопрос о широкой фиолетовой полосе, появляющейся иногда в спектре редкоценной руды, которую я исследовал.

Затем, вынув из кармана часы, он многозначительно продолжал:

— Через двадцать пять минут планета Марс достигнет наибольшего возможного приближения к земле. Тогда мы познаем ее тайну. Извините меня, я удалюсь на минуту, чтобы поместить трубку с люцием на ее прежнее место.

Он тотчас спустился обратно и как только он вернулся, издали совершенно ясно донесся в чистом горном воздухе громовой раскат.

— Приближается обычная в этих горах летняя гроза, — спокойно пояснил он. — Я теперь же наведу рефлектор, чтобы у нас не было затруднений с ним при приближении грозы.

— Но, monsieur, гроза помешает наблюдению! Боже, когда она пройдет, воздушные струи будут ужасны! — воскликнул Фламбо. — Это были первые слова, произнесенные им в эту ночь.

Факсуорти ничего не ответил ему, но пригласил ученых последовать за ним на небольшой балкон на восточной стороне здания. Он указал им пальцем на луну, которая начинала медленно заволакиваться. Все взглянули по указанному им направлению. Они увидели призрачный, слабо светящийся луч цилиндрической формы, исходивший из маленькой башни на крыше и направленный в пространство так высоко, как только доступно было проследить человеческому глазу?

— Это рассеивающий луч, — кратко объяснил им Факсуорти. — Эфирные волны высоких спектров обладают способностью удалять со своего пути все посторонние вещества. Протяжение этого луча в атмосфере равняется приблизительно шестистам милям, и поскольку телескоп направлен по его пути, постольку на него действительно совершенно не воздействуют атмосферические или метеорологические препятствия.

Последовавшее затем изумленное молчание было прервано только воз гласом Фламбо:

— Mon Dieu! [6] Боже мой. )

Этим выдающимся ученым казалось невероятным, чтобы один человек мог создать столько чудес.

И даже когда Факсуорти пригласил их спуститься обратно в контрольную комнату, никто не проронил ни слова. Он быстро направил колоссальный телескоп на точку зенита, где спокойным, ярким светом блестела большая красная звезда. Одновременно необычайный сноп света из-за купола поплыл вверх, пока не замер в том же самом направлении, как и телескоп.

Снова зажглись первые две катодные лампы; снова странный сверкающий луч упал с потолка, и тогда на экране стало вырисовываться изображение большой красной звезды, размером в порядочный мяч. Еще две лампы, и изображение увеличилось вдвое. Теперь на темной, малинового цвета, поверхности шара можно было различить запутанную сеть тонких полос. Сразу загорелись еще две лампы, и опять изображение увеличилось и стали яснее видны его подробности. Скоро оно покрыло весь экран. Теперь уже видны были только части поверхности; части эти стали уменьшаться, но все яснее и яснее становились подробности. Планета отстояла теперь, казалось, на миллион миль, затем приблизилась на тысячу миль, затем на пятьсот.