Николай Муханов - Мир приключений, 1924 № 03

— Брат мой, — сказал Бен-Абид, — мне нужны три скорпиона и один из них должен быть черный. Я заплачу тебе за них.

Глаза Садока загорелись алчностью, и он поспешно протянул свои грязные руки.

— Деньги ты получишь, когда принесешь их в кофейню, где танцует Халима.

Садок быстро побежал к старой, развалившейся мечети. Поискав в двух-трех местах, он вытащил из-под одного камня трех скорпионов. Один из них был черный.

— Вот получи их и давай деньги, — сказал Садок, протягивая их Бен-Абиду.

Тот в ужасе отскочил.

— Неси их в кофейню и спрячь их так, чтобы никто не видел.

Садок скрыл скорпионов на своей лысой голове под чалмой, и они пошли пустынной улицей по направлению кофейни. Там было шумно. Пели флейты и ждали выхода Халимы. БенАбид вошел во двор, куда выходили комнаты танцовщиц.

— Позовите мне Халиму, пусть она плюнет мне в лицо, — закричал Бен-Абид.

Полуодетые женщины сейчас же крикнули Халиме, что пришел Бен-Абид, сомневающийся в святости ее лапки.

Толпа, жадная до всяких зрелищ, хлынула во двор, и через несколько минут показалась Халима, разодетая в яркое пурпурное платье; лапка была прикреплена к золотому поясу, усыпанному бирюзой.

— Скажи, правда ли, что ты назвала меня отродьем скорпиона? — спросил Бен-Абид.

— Да, — со злобой ответила Халима, — ты говорил, что лапка, которую благословил великий марабут, не спасет меня от смерти?

— Да, говорил.

— Ты лжец! — сказала злобно Халима.

— А ты лгунья!

— Докажи, что я лгунья. — Халима наклонилась вниз и с яростью плюнула Бен-Абиду в лицо.

— Я докажу тебе, что я говорю правду. Это тебе подтвердят мои братья — скорпионы. Садок, сними чалму.

Садок быстро снял чалму, и все увидели скорпионов, ползающих по его лысой голове. Толпа в ужасе отскочила. Обитатели пустыни боятся скорпионов — виновников многих смертей.

— Причем тут скорпионы? — закричала Халима.

— Они докажут истину. Возьми их к себе на ночь, и если ты завтра будешь танцовать — я уплачу тебе пятьдесят золотых. Ты можешь держать свою лапку, которая, по твоим словам, должна тебя спасти от опасности. А если ты откажешься — значит ты не веришь в нее.

Толпа на мгновенье замерла, а за тем раздались крики: — ты должна доказать!

— Я не хочу… — смертельно побледнев под румянами, сказала танцовщица, но насмешливые крики подруг заглушили ее голос.

— Она лгунья! — визжали они.

В ней заговорила кровь женщины, родившейся в пустыне, и проснулся религиозный фанатизм.

— Дайте скорпионов, — сказала она. Ее алые губы задрожали, когда она взглянула на черного скорпиона.

Садок подошел к ней, грубо сорвал с нее алый корсаж и бросил скорпионов на обнаженную грудь.

— Целуйте ее крепче, мои братья! — тихо прошептал Бен-Абид.

Толпа притихла и точно приглушенный шум моря наполнил двор кофейни. Халима медленно, сжимая в руках ежовую лапку, вошла в комнату. За ней пошли две танцовщицы, которые должны были следить, чтобы она не сбросила скорпионов. Тяжелая дверь захлопнулась и толпа разошлась.

На следующий вечер все жители Тупурты собрались в кофейне. Танцовщицы прогуливались и разговаривали с гостями. Гибкие, смуглые слуги разносили крошечные чашечки душистого кофе. Музыканты изо всех сил дули в трубы и синий дым наполнял низкий зал. Все было как всегда, — не было только Халимы.

Еще вчера поздно ночью тело Халимы, несчастной жертвы невежества и фанатизма — было взвалено на верблюда и отвезено к далеким песчаным холмам. Темная ночь была разбужена воплями и криками танцовщиц, провожавших Халиму. Ежовая лапка осталась в ее комнате.

В тот вечер я был в кофейне, и когда утихло волнение, вызванное слухом о смерти Халимы, я пробрался к ней в комнату и взял лапку, которая была причиной того, что навсегда замолчали прекрасные женские уста.

На следующий день я поехал к марабуту и рассказал ему эту историю. Он слушал меня, улыбаясь.

— О, святой отец, скажи мне, если бы ежовая лапка принадлежала женщине, скрывавшей свое лицо под чадрой, и скорпионы ночевали у нее на груди… умерла бы эта женщина или нет?

Но мой вопрос остался без ответа. Марабут приказал слуге принести музыкальный ящик и скоро комнату наполнили радостные звуки веселой французской песенки…

В бродячем цирке показывали слона, «играющего на рояли». На арену вынесли рояль и вывели слона. Оригинальный артист сел к роялю и взял ноту, но вслед за тем жалобно завыл. Тут владелец слона вышел вперед и пояснил зрителям:　

— Милостивые государи и милостивые государыни, слон увидел, что клавиши сделаны из клыков его матери и поражен горем. Я немедленно телеграфирую, чтобы нам выслали другой рояль. А пока мы перейдем к следующим номерам программы.　

Рассказ Роберта Леммона

С английского, пер. Л. В.

Иллюстрации А. Михайлова

Последний аванпост цивилизации остался позади. Оглядываясь, Джон Мессер мог видеть его далеко за собою — этот барак с глиняными стенами, ветхий, покосившийся, крытый соломой, которая на солнце казалась красносерой. С крашеного, окопанного канавой частокола, отделявшего его от многочисленного рогатого скота, раздавался петушиный крик, который отчетливо разносился по ветру.

Навеянные этим звуком мысли перенесли Мессера через тысячемильное расстояние к себе, на фермерский двор в дальний Конектикут. Но он не давал мыслям овладеть им, круто повернул мула и направился в растилавшееся прямо перед ним неограниченное пространство по сочной, колеблющейся от ветра траве.

Он ехал с час. Постепенно к нему как бы подвигалась цепь строевого леса с горою над ним, и стали показываться определенные, характерные признаки близкого экватора — сучковатые малорослые деревья высоких Анд. Вслед за Мессером лениво двигались мулы с тюками палаток, одеял и прочих необходимых принадлежностей его деятельности, как собирателя музейных редкостей. Индеец, составлявший как бы арьергард, то и дело понукал животных. Добравшись до расходившихся в разные стороны двух следов, Мессер остановился в нерешительности, когда заметил вдали две приближавшиеся по одному из следов фигуры. Он тотчас же направил на них бинокль. Хотя фигуры эти на расстоянии полумили и казались всего двумя точками, но одно их появление в этой уединенной, пустынной стране казалось Мессеру фактом весьма значительным. В молчании, прерываемом лишь скрипом сбруи ленивых мулов, составитель коллекций стал ожидать.