Александр Куприн - Бармен из Шереметьево. История одного побега

А во Влада как будто вселился робот — он начал действовать, как тысячу раз представлял и планировал в первый год своей работы в Шереметьево, до того, как лицо его примелькалось, стало знакомым всем без исключения работникам зоны вылета и план пришлось отбросить. Он с трудом вытянул от стены холодильник и оторвал угол обшивки. Здесь Влад прятал чаевые и излишки в валюте. Попасться с инвалютой на КПП было равносильно самоубийству, и когда-то давно, отсканировав бар буквально по миллиметрам, он придумал этот тайник. Тут валюта копилась обычно до праздников, когда контролеры бывали поддаты, начальства не было и опасность снижалась до минимума — в такие дни Влад разом выносил свою заначку и начинал собирать новую. Деньги были завернуты в страницу из журнала «Огонек» за 1979-ый год, чтобы отвести подозрения в случае обнаружения — в 79-ом Влад еще здесь не работал, да и бара этого не существовало. Оставив страницу журнала в тайнике, Влад с трудом задвинул холодильник.

— Может, грузчика кликнуть, чтоб помог, — услышал он и вмиг похолодел. Сзади стояла посудница и с интересом смотрела на вспотевшего бармена.

— Нет-нет. Нашел уже. Закатилось.

— Ну я пошла тогда.

— До свиданья, — сказал Влад и зачем-то притворно бодрым голосом добавил: — А я сейчас за отчет сажусь!

Посудница еще раз с интересом посмотрела на начальника и пошла прочь, размышляя, что же не так с его лицом. Уже за КПП она поняла — эти крупные капли пота над верхней губой и мертвенная бледность. И эта странная реплика про отчет — словно он докладывал ей, простой посуднице. Эх, хорошо бы вернуться да как следует посмотреть, что там происходит, но кто ж теперь пропустит обратно? И Люся с некоторым разочарованием побрела к автобусу.

В это время в баре Влад с военной четкостью продолжал выполнять действия, каких раньше никогда не делал. Он достал из ящика ключ-ручку, наподобие тех, которыми пользуются железнодорожники, и сунул ее в карман. Затем снял ботинки и носки, ботинки надел на босые ноги, а носки вставил один в другой. Открыл кассу и всю мелочь в копейках и в валюте высыпал в этот двойной носок — получилось нечто вроде тяжелой колбаски. Он тоже опустил ее в карман. Все это время бармен продолжал поглядывать на немца и слушать объявления — регистрация на рейс до Франкфурта закончилась. Влад вновь подошел к Мартину и с удовлетворением отметил, что тот находится в идеальной кондиции — ходить еще может, а соображать уже нет. Бармен ногой пихнул сумку пассажира под столик — от движения опрокинулся фужер с недопитым коньяком. Безжизненно и обреченно покатился он по столу, но не упал. Влад постоял еще пару минут, собираясь с духом, и, приобняв немца, крепко взял его за ремень. В таком виде они спустились по лестнице вниз и немедленно повернули налево — в мужской туалет. Около умывальников курила и увлеченно спорила небольшая группка пассажиров, но никто не обратил ни них внимания. В самом туалете людей не было и Влад подвел немца к крайней левой кабинке, которая была переоборудована под мини-склад. Тут лежали новые швабры, тряпки и рулоны дефицитной туалетной бумаги. Влад открыл дверь железнодорожной ручкой с сечением в виде треугольника и протолкнул немца вперед. Мартин сделал неуверенный шаг и остановился, а Влад, правой рукой смахнув с него серую твидовую фуражку, левой с силой ударил монетной колбаской в затылок. Мартин охнул, упал на колени и захрипел. Рука Влада описала большую дугу, и монетная дубинка еще раз обрушилась на голову немца. Удар был такой силы, что оба носка лопнули и монеты разлетелись в тряпки и рулоны с бумагой. Мартин завалился на бок и мелко затрясся, зрачки закатились назад, в штанах у него заурчало, и на кафельном полу образовалась желтоватая лужица. Все было кончено. Влад снял с немца светло-серую куртку, вынул из кармана паспорт и билет. Затем эту куртку аккуратно свернул, положив внутрь фуражку, вышел и закрыл дверь ручкой-ключом.

Димка, уже переодетый и готовый ехать домой, сидел в подсобке, подперев по привычке лицо кулаками, и ни о чем не думал. После катастрофы с Аней у него в душе образовался вакуум и поселилось какое-то безразличие ко всему происходящему. В голове было пусто, как в подвале, и только эхом отдавалось: «Производится посадка на рейс „Аэрофлота“ до Франкфурта. Пассажиров просят пройти…» Внезапно в подсобку вошел Влад. Лицо его было абсолютно белым. «Как промокашка», — почему-то подумалось Димке, а глаза, наоборот, — горели каким-то сухим огнем. Димка понял, что сейчас произойдет что-то необыкновенное, что-то очень страшное.

— Сними куртку и иди за мной. Быстро! — скомандовал дядя племяннику, и тот, скинув верхнюю одежду, послушно засеменил за ним в пустой бар. За стойкой Влад посадил Диму на стул и достал электробритву.

— Что это? Что ты? Чего ты? — встревожился Димка.

— Молчи. Вот билет и паспорт — сейчас пойдешь на посадку. Но он лысый, понимаешь? Он был лысый… понимаешь?

От слова «был» Дима потерял способность говорить, а только стал мелко кивать и безвольно опустился на стул, а Влад той частью бритвы, что используют для подравнивания височков и усов, начал брить Димкину голову. Бритва захлебывалась и заклинивала на его густых волосах, но Влад упорно продолжал. Руки его тряслись как в лихорадке. К счастью, он начал с боков и довольно хорошо освободил обе стороны, прежде чем бритва задымилась и перегорела. Через ближайшую стойку, прямо под баром, уже шла посадка на рейс. Дима попробовал встать со стула, но от волнения ноги стали ватными. Он все же поднялся и смотрел на дядю расширенными от ужаса глазами. Судорожными движениями Влад надел на Димку куртку Мартина, натянул на голову фуражку и повел из бара, но вдруг резко остановился. Они вернулись в бар, дядя вновь достал аптечку и бинтом перемотал шею племянника, а на плечо накинул сумку немца.

— Ну все. Иди, — сказал он, протягивая билет и паспорт.

— Я… очень-очень боюсь, — вдруг жалобно сказал Димка и заплакал.

— Ты??? Ты боишься??? — зашипел дядя — и снова: — Ты боишься???

Он неловко, неуклюже обнял племянника и толкнул его к лестнице.

— Иди. Там Ирка стоит — она только из декрета вышла, тебя не знает. Этот, который в форме, — вообще из экипажа. Он ей помогает просто. Паспорт держи в руке, но не суй — тут уже и не спросят. Покажи только посадочный.

Влад взял в руки паспорт, открыл на секунду и обомлел — лысый немец там был с волосами, правда, редкими. Он ничего не сказал, закрыл и протянул паспорт обратно Димке.

— Иди. Удачи.

На ватных ногах, ничего не соображая, Дима пошел на посадку. Такого животного, всепоглощающего ужаса он не испытывал никогда в жизни. В какой-то момент в глазах потемнело и он чуть не отключился, но, схватившись за поручни, рефлекторно стал делать глубокие вдохи и пришел в себя. «Лишь бы не потерять сознание, лишь бы не упасть», — стучало в голове. Он не запомнил, как прошел посадку, — ему просто поставили штамп в посадочный, ведь все реальные контроли прошел настоящий немец. Зато запомнилось, как автобус в темноте увозил его к самолету, а Дима смотрел-смотрел-смотрел на яркое здание аэропорта, тщетно пытаясь разглядеть фигурку самого родного человека на этой земле — дяди Влада.