Александр Богданов - Красная звезда. Крушение республики Итль

Гемма.

– Вы сердитесь? Разве на него можно сердиться? Он этого не стоит. Он не может думать ни о чем, кроме кабаков и мундиров. Только этим и занят. И еще пьет. Это его единственное утешение. Что бы он вообще делал в мире, если бы не существовало ликеров и мундиров? Пусть пьет! По крайней мере, не будет мешать нам.

– Как с праздником?

– О, я уже выпустил правительственное сообщение.

Кажется, весь сброд принял его с восторгом. Я слышал даже здесь, как они визжали от радости на площадях. Но все же мы должны быть настороже, – ответил Коста.

– Ну что же. И будем!

– Помимо всего, я принял еще одну предосторожность.

Я послал Петриля подсыпать в вино, заготовленное для солдат его милости лорда, одной такой штуки, которая уложит их всех в мгновение ока.

Гемма отшатнулась.

– Как? Вы хотите?. Не смейте, как вы можете решиться на такую…

Коста посмотрел на нее с горьким упреком.

– Вы, кажется, думаете, что перед вами настоящий герцог, – ответил он сурово, – но вы ошибаетесь. Я никого не убивал из-за угла и вообще не люблю крови. Они просто уснут и не продрыхнутся до следующего вечера.

– Простите, – сказала Гемма, – простите, я не хотела вас обидеть, но мне показалось…

– Что кажется – то привидение. Не верьте привидениям, – нравоучительно заметил Коста, вставая, – а теперь идите. Не нужно, чтобы кто-либо обратил внимание на ваши неумеренно частые визиты в мою обитель.

В эту ночь тихие ангелы летали над уснувшей столицей Итля. Улицы были погружены во мрак, и ни одна человеческая тень не бродила под широкими лапами платанов. Население спало, набирая сил к предстоящему празднику и карнавалу.

И если бы какой-нибудь любопытный мог подняться на нависшие над заливом скалы, он увидел бы во всем городе только один мрачный и тусклый огонек в окне глухой таверны, пользовавшейся самой разбойничьей репутацией.

В ней за столиком, залитым дешевым вином и липким, как тангльфут, сидел, надвинув шляпу на глаза, против бледного молодого человека в роговых очках господин

Аткин.

Бывший президент в первые часы по получении рокового приказа лорда Орпингтона был в полном недоумении, где приискать исполнителя заказанного покушения.

Портовый сброд, среди которого в обычное время можно было найти достаточное количество отчаянных брави, находился теперь в твердых руках Косты и был искренне предан вероломному премьеру. Обращаясь к этим людям, господин Аткин рисковал немедленно быть выданным с головой в руки врага, а кроме того, бывшему главе республики вовсе не хотелось расстаться с крупной суммой, отпущенной сэром Чарльзом на выполнение плана. И он тщетно ломал голову, пока счастливая мысль, сверкнувшая мгновенной зарницей, не осенила его начинавший отчаиваться мозг.

Он вспомнил о своем бывшем секретаре, безнадежно влюбленном в Лолу, и с наступлением темноты пробрался в его убогую квартирку на окраине, откуда и увел юношу для секретного разговора в таверну.

– Поймите, дорогой мальчик, – говорил господин

Аткин мурлыкающим голосом. – Вы всегда были патриотом, и я был уверен, что, не случись этих трагических событий, вы стали бы одним из лучших сынов своей родины. Но, увы, коварный потомок тиранов с помощью лживых и лукавых чужеземцев растоптал чудесные ростки нашей свободы, раздавил нацию солдатским сапогом… Но мы, сыны отечества, мы не складываем оружия. Гнет монархии и чужестранщины должен быть свергнут усилиями верных делу патриотов. Нужна рука, которая нанесет удар тирану, и это ваша рука…

Секретарь вскинул глаза на господина Аткина и в ужасе отшатнулся. Рука его, лежавшая на краю стола, задрожала нервической дрожью.

Он с трудом разжал побледневшие губы и прошептал:

– Как, господин президент? Вы хотите… чтобы я…

убил человека?

Господин Аткин ласково положил свою руку на плечо юноши.

– Милый Гри! Как вы наивны и какая у вас чистая душа. Как хотел бы я быть таким. Вы говорите «убить человека»? Но для нас, патриотов и демократов, король не человек. Он воплощение ненавистного деспотизма, бич божий, и мы должны уничтожить его. Я сам нанес бы ему удар, если бы был моложе и моя рука была бы так же тверда, как ваша. О, будь я ваших лет, я никогда не упустил бы чести совершить поступок, который останется в летописях страны благороднейшим деянием ее истории.

Секретарь низко опустил голову и проговорил, волнуясь:

– Вы думаете, господин президент, что это необходимо для счастья родины?

– Ну конечно, – ответил решительным тоном господин

Аткин, – это говорю вам не я лично. Это решение комитета спасения родины и демократии, который решил освободить страну от ярма монархии и чужестранщины и вернуть ей прежнее величие и независимость. Многотысячное население задыхается под игом ненавистной власти, проклиная наутилийских насильников. Жены, матери и невесты протягивают руки с мольбой к освободителю. И комитет предлагает вам высокую честь стать им.

Пока господин Аткин сплетал цветы патриотического красноречия, близорукие глаза секретаря медленно разгорались тем фанатическим и бешеным огнем, который неожиданно вспыхивает в душах тихих и безответных людей и делает из них или жесточайших палачей, или необыкновенных героев. Но ум его еще сопротивлялся.

– Все-таки это жутко… Стать убийцей… даже ради отечества и свободы, – прошептал он, проводя худой ладонью по лбу.

Господин Аткин совсем пригнулся к нему.

– Дорогой Гри!. Я сказал вам, что тысячи жен, матерей и невест ждут освободителя. Но страстнее всех ждет одна…

Секретарь вздрогнул и взглянул умоляюще на искусителя.

– Да, – продолжал господин Аткин скорбно, – моя дочь, эта легкомысленная девочка, неосторожно шутившая вами, теперь горько раскаялась, что не оценила искренней и честной любви. Она томится сейчас в плену среди грубой иностранной солдатчины, и она молит об избавлении, ждет его от вас, чтобы отдать вам свое изболевшее сердце.

Две слезы повисли на ресницах господина Аткина, и голос его прервался.

Секретарь встал, дрожа и задыхаясь, и схватил патрона за руки.

– Лола? Она ждет?.. Она мучится?.. Ее оскорбляют?..

Он остановился, не в силах говорить более и только сжимая руки господина Аткина, который радостно кивал головой.

– Да!. Теперь вы знаете… Решайтесь, Гри! Вашей наградой будет вечная благодарность свободной родины и рука моей дочери.

Секретарь выпустил кисти господина Аткина и отошел к окну таверны, вглядываясь в темноту. Президент смотрел на его сутулую спину с удовлетворенной улыбкой, в то время как его рука ощупывала в кармане кредитные билеты сэра Чарльза, которым суждено было остаться там навсегда.

Наконец секретарь повернулся к президенту. Лицо его было иссиня-бледно и подергивалось. Он шагнул вперед и сказал: