Эдгар Уоллес - Эдгар Уоллес Том 2. Сильнее Скотленд–Ярда

Комната была большой и просторной. В печи догорали дрова. В углу стояла простая кровать. В центре стоял голый тёсаный стол. Не дожидаясь приглашения хозяина, Леон присел на единственный стул. Корнелий стоял у противоположного края стола. Лицо его было бледно и угрюмо.

— Что вам нужно? — повторил он свой вопрос.

— Речь идёт о Дрейке, — сказал Леон. — Это мой старинный враг. Мы гонялись друг за другом по трём материкам, и, наконец, сегодня, впервые за десять лет, мы встретились.

— При чём здесь я?

— При том, что эта встреча произошла здесь, возле вашей фермы.

— Ну и что?

— Я убил его.

— Убили? — спросил Корнелий отрешённо.

Леон кивнул утвердительно.

— Ножом… Тело я спрятал здесь, на ферме. Я понимаю, что поступил нехорошо по отношению к вам, но, согласитесь, у меня не было другого выхода… Да и это было не так страшно, если бы не полиция…

— А что полиция?

— Они едут сюда.

— Где вы спрятали тело?

На лице Леона не дрогнул ни один мускул.

— Я сбросил его в колодец.

— Ложь! — заорал Корнелий! — Этого не может быть! Вы не могли открыть дверь колодца!

Леон пожал плечами.

— Можете мне не верить, ваше дело. Я открыл дверь отмычкой и бросил туда труп. Сейчас полиция будет здесь, и…

Корнелий, не дослушав, выбежал из комнаты.

Послышался выстрел. Выйдя из дома в ночной мрак, Леон наткнулся на труп Корнелия Малана.

Позднее, когда полицейские взломали крышку колодца, они нашли на его дне ещё один труп.

— Очевидно, Корнелий застал Джонса за взломом колодца, убил его и сбросил на дно, — сказал Леон. Всё это похоже на сказку, не правда ли? Особенно мой рассказ об убийстве Дрейка… Я так и думал, что Корнелий скорее расстанется с жизнью, чем позволит обыскать колодец…

— Всё это очень странно, — заметил Манфред. — Но самое странное — это подлинное имя Джонса.

— Какое же?

— Дрейк, — произнёс Манфред. — Полиция сообщила нам об этом по телефону за полчаса до твоего возвращения.

Глава 13.

Англичанин Коннор

Трое Справедливых засиделись в этот день за обеденным столом дольше обыкновенного. Молчаливый Пойккерт в тот раз был довольно словоохотлив.

— Дело в том, мой дорогой Джордж, — обратился он к Манфреду, — что мы зачастую действуем несуразно и бестолково. Ведь и сейчас совершаются преступления, ускользающие от правосудия. Да, мы приносим определённую пользу. Всё это так. Но разве всякое другое сыскное агентство не делает того же?

— М–да… Пойккерт и закон — понятия мало сопоставимые, — пробормотал Леон Гонзалес. — По–видимому, его снова потянуло на авантюры. Обрати внимание, Джордж, на эти горящие глаза…

Пойккерт добродушно улыбнулся.

— Да, это так. Я хочу сказать следующее: есть ещё на свете несколько человек, которых давно следовало бы отправить на тот свет. Столько жизней они загубили, а между тем, их охраняет закон. Поэтому моё мнение…

Он долго говорил на эту тему. Его не прерывали.

Перед мысленным взором Манфреда вставал образ Мерреля, четвёртого Справедливого, убитого в Бордо…

— Мы — почтенные, уважаемые граждане, — сказал Леон, вставая, — а вы, друг мой, пытаетесь сбить нас с пути истинного. Я протестую!

Пойккерт взглянул на него исподлобья.

— Посмотрим, кто раньше захочет вернуться к прежнему образу жизни.

Леон ничего не ответил.

Это происходило за месяц до появления знаменательного жетона. Он достался Справедливым довольно курьёзным образом.

Пойккерт находился в Германии по делам агентства. Однажды днём, бродя по Шарлоттенбургу, он зашёл в антикварный магазин купить что–нибудь из выставленной в окне старинной турецкой посуды. Он купил две большие синие турецкие вазы, велел запаковать их и отправить в Лондон, на Керзон–стрит.

Честь нахождения золотого жетона выпала на долю Манфреда. На него иногда находила охота хозяйничать. На дне присланных из Германии ваз было полно всякой всячины. Одна из них была до половины набита турецкими газетами. Их извлечение заняло порядочно времени.

Когда эта операция подходила к концу, Манфред услышал лёгкий металлический звук. Опрокинув вазу, он обнаружил тоненькую цепочку–браслет. К концу её был прикреплен золотой жетон, исписанный мелкими арабскими буквами.

Совершенно случайно в это время на Керзон–стрит оказался в гостях корреспондент «Вечернего вестника» мистер Дорлан. Он часто захаживал к друзьям поговорить о былых временах.

— Пойккерт отнесётся к находке равнодушно, но зато Леон будет в восторге, — сказал Манфред, осматривая цепочку. — Леон любит всё таинственное. Эта штука, несомненно, войдёт в его коллекцию.

Маленькая коллекция Леона была одной из его больших слабостей. К сейфам и несгораемым комнатам он относился почти с презрением, но под его кроватью хранилась небольшая стальная шкатулка для документов. Внутри она не содержала ничего особенного: пачка бумаг, письма, корешок от квитанционной книжки и кусок верёвки, на которой некогда должен был висеть Манфред. Каждая вещь содержала в себе целую историю.

Воображение журналиста разгорелось. Он взял в руки браслет и стал его разглядывать.

— Что это значит? — спросил он с любопытством.

Манфред стал пристально всматриваться в надпись.

— Леон лучше меня понимает по–арабски. Это похоже на именной значок турецкого офицера, вероятно, довольно состоятельного и принадлежащего к привилегированному классу.

— Интересно, — сказал Дорлан. — Лондон. Ваза, купленная в Германии. Осколок восточной романтики. Вы не будете возражать, если я опишу этот случай, Манфред?

— О, сколько хотите!

Леон в тот день вернулся лишь к вечеру.

Манфред рассказал ему о своей находке.

— Здесь был Дорлан. Я сказал ему, что если он хочет, то может написать об этом.

— Гм, — сказал Леон, прочитав надпись. — А ты сообщил ему значение этой надписи? Впрочем, ты не очень–то сведущ по части арабского языка. Но здесь есть одно словечко, написанное латинскими буквами. Ты обратил внимание? «Коннор»… Стало быть, хозяином этого интересного значка был некий англичанин по фамилии Коннор… Коннор… Я, кажется, начинаю понимать, в чём тут дело…

На следующий день Леон прочёл заметку о находке браслета и был слегка раздосадован, что столь деликатный обычно мистер Дорлан упомянул в ней о его шкатулке.

— Джордж, ты скоро станешь самым заурядным репортёром, — сказал он Манфреду. — Ещё немного, и ты станешь писать для всех газет фельетоны о моей шкатулке.

Тем не менее браслет был положен в заветную шкатулку. Каково было значение надписи и почему в ней упоминался англичанин Коннор, никого, кроме Леона, не заинтересовало.

Однако, оба его приятеля заметили, что в первые же последующие дни Леон стал наводить справки по какому–то новому делу. Он рыскал то по Флотской улице, то по Уайтчеппелю, а однажды даже предпринял поездку в Дублин. Как–то раз Манфред попытался расспросить его, но в ответ не услышал ничего существенного.