Константин Костин - Остров сокровищ [СИ]

Я смертельно устал. Кое-как выстояв свою вахту, я свалился, и уснул, как убитый.

Проснулся поздно. Все уже успели позавтракать. Война войной, а еда по расписанию! Я как раз трапезничал, когда раздались крики:

— Белый флаг!

— Батюшки! Ты смотри, какие люди! Сам господин товарищ повар!

Оставив тарелку, я кинулся к бойнице в стене.

В самом деле, к крепости шли два человека. Один из команды, насколько я помню, его звали Паша-Рашпиль. Он размахивал белой тряпкой. Второй — сам Серебряков, собственной персоной!

Утро выдалось прохладным. И не удивительно — в тропиках днем жарко, а вот ночью бывает весьма морозно. В самой крепости было далеко не тепло, несмотря на горящий всю ночь и добрую половину дня костер, чего говорить о том, что было снаружи? Небо было необычайно ясным, без единого облачка. Восход окрасил верхушки пальм в золотисто-красноватый оттенок, но в низинах клубился туман. По колено в этом тумане, густом и белесом, и брели парламентеры. Ни единая веточка не хрустнула под их ногами, тишина стояла полнейшая. Отчего казалось, что это призраки плывут по молочному морю над землей, совершенно ее не касаясь.

— Полундра! Свистать всех наверх! — приказал капитан. — Чует моя задница, что-то затевается. — А затем крикнул бандитам: — Стой, сапоги! Стрелять буду!

Мы приготовились к бою. Защелкали предохранители, каждый встал у бойницы.

— Белый флаг! — прокричал кок. — Я пришел на переговоры!

В этот момент на одноногого было нацелено шесть стволов — все, кроме Смольного, взяли его на мушку. Сам моряк, с автоматом в руках, стоял у двери, под защитой массивной каменной стены. Оружие он держал стволом вниз, но в любой момент был готов вскинуть автомат и дать очередь по противнику.

— Какого хрена вам надо? — крикнул капитан разбойникам.

— Капитан Серебряков хочет заключить с вами договор, — ответил второй человек.

— Капитан? — воскликнул Смольный. — Ты когда, зелень подкильная, капитаном-то стать успел?

— Офицером я был еще при Брежневе, — обиженно заметил Буш. — И теперь, когда вы дезертировали, я был просто вынужден взять на себя груз ответственности и руководить этими несчастными людьми. Но мы готовы снова подчиниться вам. Конечно, на определенных условиях. Если вы не будете против, я бы подошел к вам поближе, чтобы эти условия обсудить.

— А не боишься, что здесь тебя нашпигуют свинцом, как морского ежа колючками? — поинтересовался моряк.

Ответом ему был смех.

— Капитан, поймите простую вещь. Я воюю, чтобы победить. А они, — одноногий сделал широкий жест рукой. — Они воюют, чтобы воевать. Поверьте, вам лучше иметь дело со мной, чем с ними.

— Хрен с тобой, — согласился капитан. — Можешь подойти. Но если это какая-то хитрость, то ты первым получишь прописку в аду. Слово морского офицера.

— Вашего слова мне более, чем достаточно.

Второй парламентарий пытался удержать кока от такого, казалось бы, неразумного шага. Понятное дело, что особой любви к Серебрякову никто из нас не испытывал. Но одноногий лишь рассмеялся, хлопнув по плечу своего спутника. Подойдя к стене, он выбрал наиболее низкое место, разрушенное войной пару-другую сотен лет назад, и со змеиной ловкостью и необычайной быстротой перемахнул через пробоину.

Черт, конечно, мне было интересно! Я забыл свои обязанности часового, покинув пост, и стоял за спиной капитана, который сидел на ступеньках крыльца, положив автомат на колени, и смолил свою папиросину, держа ее в левой руке. Правая лежала на предохранителе Калаша. Правильно — береженого Бог бережет.

Подъем одноногому давался мучительно. На крутом холме со своим костылем он был совершенно беспомощен. Тем не менее он мужественно преодолел весь путь, не проронив ни единого слова. На Серебрякове был камуфляж и военная тропическая шляпа. Из кобуры не плече торчала рукоять массивного хромированного револьвера, который я уже видел ранее. Встав перед капитаном, кок изящно, как на параде, взял под козырек.

— Долго вы, — вкрадчиво произнес моряк. — Садитесь, властелин картошки и тушенки.

— Пустите меня внутрь, — попросил Буш. — В такой холод мало желания сидеть на песке.

— Это дудки, — ответил Смольный. — Не подними ты бунт — сидел бы в теплом камбузе и трескал макароны с сыром. А так… Или ты мой кок — тогда вернемся на «Скиф», и продолжим начатое, словно ничего не было. Или ты — капитан Серебряков, бандит, грабитель и убийца. Тогда я могу пообещать лишь гауптвахту и питание три раза в день — это пока не вернемся во Владик, а там…

— Ладно, будет вам, — сказал повар, садясь на песок. — Только потом кому-то придется дать мне руку, чтобы я мог встать. Нормально вы тут устроились! О, и Дима здесь! — одноногий посмотрел на меня, как мне показалось слегка странно.

— Хорош мозги компостировать, — перебил капитан. — Чего хотел-то?

Серебряков некоторое время помолчал, сначала хлопая себя по карманам в поисках пачки сигарет, затем прикуривая. Старательно делая при этом вид, что его абсолютно не интересует, что происходит вокруг.

— Ну? — нетерпеливо произнес моряк.

— Во-первых, Дима… я тобой удивлен! Я думал, для тебя тиснуть пирожок — уже подвиг, а ты провернул такую штуку!

Подумав, что речь идет о том, как ловко я ушел от них давеча, когда мы прибыли на остров на катерах, я уже зарделся от гордости, но одноногий продолжил:

— Не только кое-кто, но и все были потрясены, как ты пробрался ночью в наш лагерь. Да что там! Я сам был потрясен, как ты чиркнул Чена ножичком по горлышку! Он даже пикнуть не успел! Признаться, во многом из-за этого я и пошел на мировую. Но не думай, что это у тебя пройдет во второй раз! Теперь мы будем трезвые, как стеклышко, и удвоим охрану! Я бы тебя поймал, когда я подбежал к Чену, он еще хрипел!

Теперь уже никто ничего абсолютно не понимал, в том числе и я!

— Хочу тебе вернуть, — кок извлек из-за пазухи окровавленную тряпицу. — Все же я тебе его подарил.

Развернув ее, я обнаружил тот самый нож с рукоятью из кожи, который мне подарил Серебряков, еще когда не успел нас предать. Тот самый нож, который я остался у Эмбер.

И вот теперь все встало на свои места. Похоже, это она ночью пробралась в лагерь изменников, и укокошила одного из них. А девочка оказалась далеко не так проста, как я подумал про нее! Остальные же по-прежнему ничего не понимали, но делали вид, что все идет как надо. И, конечно, все были рады, что теперь бандитов осталось всего четырнадцать.

— Дальше, — потребовал капитан.

— Нам чужого не надо, но и свое мы заберем, чье бы оно ни было! — продолжил Серебряков. — Мы проливали клюкву за эти бабки. И свою, и чужую. И готовы пролить снова. Вашу. Но, я так сильно подозреваю, что вы не настолько отчаянные психи, и предпочли бы остаться в живых?