Константин Костин - Остров сокровищ [СИ]

— Не исключено.

— Так вот… лично я не желаю вам зла. Мне абсолютно все равно — живы вы или нет. До вас мне нет дела. Мне нужна всего лишь карта! И гуляйте себе подобру-поздорову!

— Якорь мне в глотку! Червь гальюнный, я не вчера родился, у меня вся жопа в ракушках! И я отлично понимаю, что букварь — это единственное, что вас держит от того, чтобы накрыть крепость из тяжелой артиллерии! Скажу больше — я сам думал, я не открыть ли кингстоны, и не пустить ли на дно «Скиф» вместе со всеми? Буду я жив или нет — никто, кроме меня не заметит! А вот без вас мир точно станет лучше!

— Короче, капитан! — повысил голос повар. — Вот наши условия. Вы отдаете карту, чтобы мы смогли откопать сокровища, перестаете подстреливать бедных ветеранов, которые, кстати, за вас воевали в Африке! И перестаете резать часовым глотки. Я же, со своей стороны, обещаю, что как только мы найдем золотишко — позволю вернуться вам на корабль. И высажу где-нибудь в целости и сохранности. Скажете… потерпели крушение! И вас доставят домой дипломатической почтой в лучшем виде! Есть и второй выход — просто оставим вас на острове. Поделив провиант поровну. Я лично обязуюсь кого-нибудь прислать за вами, как только мы будем в безопасности! Советую вам принять эти условия. Надеюсь, я достаточно громко говорю, и меня все слышат, чтобы не пришлось повторять дважды? Можете даже посовещаться, я дам вам время…

Капитан некоторое время молча смотрел на кончик потухшей папиросины. Затем поплевал на нее, гася основательно, и лишь после этого поднял глаза на парламентера.

— Ты все сказал?

— Все! — заверил Буш.

— Тогда послушай меня, мразь. Во-первых, не смей называть себя и свою шайку ветеранами. Вы — предатели. Вы предали присягу, кильватер мне в селезенку. А во-вторых вот вам мое слово, слово морского офицера. Если вы явитесь безоружными, то я обязуюсь обеспечить вам гуманное обхождение до Владика, а там уж как суд решит. Хрен когда вы откопаете сокровища. У вас нет букваря. Хрен когда вы уплывете отсюда. Никто из вас не умеет управляться с судном. И хрен когда вы нас победите. Против одного Котова ваших было трое, и он справился с ними без труда. Абма, кок. Вали отсюда, и передай мои слова другим. Можете даже посоветоваться. Но при следующей встрече держите руки повыше, не то раскатаю вас, как камбалу.

Такого расклада одноногий не ожидал. Он даже поперхнулся от злости, и закашлялся дымом.

— Дайте мне руку, чтобы я мог встать! — потребовал повар.

— Нет.

— Кто даст мне руку?

Никто не двинулся. Матерясь, проклиная нас, Серебряков дополз до крыльца, ухватился за него, и только после этого смог подняться. Обведя собравшихся звериным взглядом, он произнес:

— Сейчас говорил я, в следующий раз будут говорить Смит и Вессон, — кок хлопнул локтем по кобуре. — Через час те из вас, кто останутся в живых, будут завидовать мертвым!

Продолжая ругаться, Буш захромал по песку. Несколько раз он пытался вылезти через пролом в стене, но каждый раз падал. Наконец, ему помог человек с белым флагом. Через минуту оба скрылись в лесу.

Как только Серебряков скрылся, капитан, не отводивший от него взгляда, обернулся, и увидел, что на посту остался один Сергей!

— Бакланы, — прорычал он. — По местам!

Мы кинулись к бойницам.

— Петров, были бы мы на службе — ты бы уже вертел дырку. Я готов понять Диму, даже Славу с Виктором, но вы-то, Олег Палыч и Андрей Петрович, вы же офицеры! Если тогда вы воевали также, то нет ничего удивительного, что Союз рухнул.

Моряк пару минут помолчал, наблюдая за нами, затем снова заговорил:

— Я нарочно вывел кока из себя. Подогрел его пятки на сковороде. И не пустил его внутрь. По его словам, они нападут через час. Без разведки, без реконгсценировки, как слепые моллюски… их четырнадцать против семерых! Минус те, кто несет вахту на «Скифе»…

— Боевой устав гласит, что при нападении численное превосходство должно быть минимум втрое больше! — вспомнил замполит.

— Вот именно! — подхватил Смольный. — Их меньше, чем по двое на одного из нас. На нашей стороне стены и букварь.

— Букварь? — удивился кто-то.

— Карта, — пояснил доктор. — Капитан хочет сказать, что пока карта у нас — они побоятся просто закидать нас гранатами. Побоятся повредить карту.

В двух меньших стенах сруба — восточной и западной, было лишь по две бойницы. В южной, где находилась дверь — тоже две. А в северной — целых пять! У нас было десять автоматов на семерых, два из которых с подствольниками, винтарь Михалыча, два дробовика, полтора десятка пистолетов и полсотни гранат. Арсенал, в целом, внушительный. С патронами дела обстояли тоже терпимо. Пока терпимо.

— Если они спрячутся за стеной, то штурм превратиться в затяжную дуэль, — рассуждал вслух Листьев. — На открытом пространстве шансов тоже мало. Значит, они пойдут врукопашную. Для них это единственный выход.

— Согласен, — кивнули одновременно капитан с замполитом.

Мы примкнули штыки к автоматам, а я еще успел немного подчистить кровь с ножа одноногого.

— Дима не успел позавтракать, — напомнил военврач. — Димыч, бери свой паек, доешь на посту.

— Палыч, ты берешь дверь, — приказал капитан. — Смотри в оба, и не высовывайся. Виктор, твоя восточная стена, Слава — западная. Дима, Петрович и Сергей, ваша стена — северная. Самая опасная. Если они добегут до нее, то через бойницы перебьют нас, как кроликов. Эх, нам бы пулеметчика на крышу… или гранатомет!

Меня била крупная дрожь. Похоже, из всех нас было только два человека, которым не приходилось воевать — я и Котов. Витя со Славой, телохранители, Торопова, и те служили когда-то в армии, и после проходили какую-никакую подготовку. Поди, каждый день тренировались стрелять по банкам.

— Не высовывайтесь, — инструктировал нас Смольный. — Стреляйте короткими очередями. По два-три патрона. Спрячьтесь за стеной, ствол в бойницу не выставляйте. Цели поражайте только справа налево. Как бы кто близко или далеко не был — только справа налево. Тогда всегда будете под защитой стены. Но не прижимайтесь! Может задеть рикошетом.

— Главное — помните, никакой злости, агрессии. Стреляйте с улыбкой, — добавил военврач.

Я слушал, но ничего не запоминал. Руки покрылись холодным потом. Спина тоже. В воздухе стояло какое-то напряжение. Звенящая тишина. Лишь тихонько потрескивали камни, поджариваемые солнцем.

За последние дни я ни раз ходил по краю, но угроза всегда приходила внезапно. Такого, чтобы стоять и ждать, что вот сейчас нас придут убивать, еще не было. И это ожидание было хуже всего.

В каждом движении листвы мне чудились фигуры бандитов, а в каждом дуновении ветра — их голоса. Так прошел час. Я бы уже предпочел, чтобы бандерлоги лезли изо всех щелей и поливали нас огнем из всех стволов, чем вот так стоять и ждать неизвестно чего.