Мариан Реняк - Митра

— Я принесла мясо, очень вкусное. Осталось от ужина, — сказала она.

Наргис улыбнулась ей и поблагодарила.

— Вижу, ты с нетерпением ждешь своего выходного.

— У меня только один день в месяц…

— Понимаю. Передай привет матери. А мне пора. Вот-вот привезут молоко…

Когда кухарка вышла, Наргис положила мясо в сумку, взяла цветы, посмотрела в зеркало и вышла.

Через час она уже была у дома Ореша. Его отец красил дверь. Увидев Наргис, он коротко сказал:

— Он дома.

Девушка прошла через двор. Она уже хотела войти в комнату, когда услышала голоса в доме. Решила подождать. Присела у окна — так, чтобы ее не заметили выходящие из дома. Сама того не желая, стала прислушиваться к разговору в комнате.

— Меня просто удивляет, когда я слышу ваши жалобы! — говорил Ореш. — Когда вас выбрасывают с фабрики, вы не можете по-мужски сказать: нет! Если не хотите жить, как животные, создайте свой профсоюз. Надо уметь организоваться. Надо показать, что вам известны ваши права. Иначе ничего не изменится. Если будете протестовать, вас вышвырнут. Не будете протестовать — вас тоже вышвырнут, если им это будет выгодно.

— Что же нам делать? — послышался тоскливый голос. — Если начнем протестовать, то нас без всяких разговоров посадят. Шестнадцать лет назад мы устроили забастовку на нефтеперегонном заводе. Создали профсоюз, стачечный комитет, и что? Около тридцати человек попали в тюрьму. Получили от шестнадцати до двадцати лет. Те, кто не умер, до сих пор гниют за решеткой.

— Но они хотя бы не сидели сложа руки, — сказал Ореш. — А те, кто умер, знали, за что они умирают.

— Но человек хочет жить, — произнес другой мужчина.

— Но как жить? — возразил Ореш. — Помните того рабочего с фабрики Витгенштейна, которого обварило кипятком? Сколько было приложено стараний, чтобы он получил пенсию после несчастного случая и имел возможность лечиться! Ничего не вышло, его выбросили, не заплатив ни гроша, а потом мы внезапно узнали, что его взяли на работу сторожем, а сына послали учиться в Берлин. Почему? А потому, что хотели показать, каким должен быть рабочий: покорным и доносчиком. Но не каждый сын доносчика может поехать учиться в Берлин. У сына рабочего должны быть такие же возможности получить образование, как и у сына министра. Так должно быть.

— Все это сказки! — сказал кто-то из рабочих.

— Вот увидишь, — говорил Ореш, — придет день, когда и этого рабочим будет мало. Но все это зависит только от нас…

— Люди будут стремиться в святые места и мечети до тех пор, — сказал третий голос, — пока шах не отменит чрезвычайное положение. Может быть, вместо того, чтобы идти работать, нам надо пойти туда?

— Действительно, мечеть — единственное место, где мы можем протестовать, — сказал Ореш.

— Но не все откажутся от работы.

— Достаточно того, что группа рабочих представителей примет в этом участие. Важно, чтобы в нашей резолюции или в открытом письме к шаху было помещено требование рабочих: создать профсоюз.

— А вы туда придете?

— Рана уже заживает, приду.

Ореш проводил рабочих. Когда он вернулся, на столе лежали розы. Наргис стояла в углу комнаты.

— Ты как цветок, — сказал Ореш.

— Еще болит? — Девушка смотрела на его забинтованную ногу.

— Немного.

— Шрам останется?

— Не знаю. Наверно, нет.

— Дай бог… — сказала Наргис. — Вы знаете, кажется, скоро у нас будет свадьба…

— Барон? — недоверчиво спросил Ореш.

— Да. Он женится на подруге госпожи Маргит, дочери хана.

— А почему ты улыбаешься?

— Нет-нет… Я так…

— Но почему ты улыбаешься? — повторил Ореш.

— Вы знаете, господин барон с такой гордостью показывал этой госпоже свои трубки и камни…

— Каждый показывает то, что он любит.

— Но ведь у барона столько вещей получше.

— Может быть, для барона именно эти вещи важнее всего?

— Для влюбленного? — спросила Наргис.

— А что важно для влюбленных? — Ореш внимательно смотрел на девушку.

— Ну откуда я знаю? Влюбленный человек должен думать не о трубках, а о той, кого любит…

— Сколько тебе лет?

— Мне? Девятнадцать.

— Ты не обманываешь? — Инженер внимательно посмотрел на Наргис.

— Дайте мне бинт, — сказала девушка, переведя разговор на другое. — Я сделаю перевязку.

— Ты была когда-нибудь влюблена?

— А что это такое? — Наргис снова ушла от ответа, указывая на ряд соединенных между собой пробирок.

— Это павлин. Показать тебе?

Ореш встал, насыпал в пробирку несколько видов порошков, которые, растворившись, заиграли целой гаммой цветов.

— Вас называют волшебником, и это верно.

— Не слушай этой чепухи. Выпьешь со мной чаю?

— Сейчас приготовлю, — ответила Наргис. Она принесла две чашка чая и блюдо с нарезанным мясом.

— Откуда это?

— Кухарка дала. Половину я отнесла маме.

— Пожалуйста, больше этого не делай, — строго сказал Ореш и, помедлив, добавил: — А теперь скажи мне, как ты чувствуешь себя в этом доме после смерти жены барона?

— Значительно лучше, — сказала Наргис. — Теперь я прислуживаю дочке барона.

— Значит, не хочешь, чтобы тебя оттуда вышвырнули?

— Нет.

— В таком случае советую больше не приходить сюда.

— Почему?

— Ты же знаешь, если об этом станет известно, тебя уволят.

— Понимаю, — сказала девушка и направилась к выходу. На секунду она остановилась и сказала: — Я связала вам носки. Можно принести?

Ореш развел руками и улыбнулся. Выйдя из дома, Наргис остановилась, глубоко вздохнула и прижала руку к сильно бившемуся сердцу.

Резиденция Вильяма помещалась в роскошной вилле, находящейся на далекой окраине Шираза. Такие отдельно стоящие здания можно было встретить на юге повсюду — в странах, находящихся под властью английской администрации. Резиденцию окружал с виду дикий, но на самом деле тщательно ухоженный английский парк.

Хозяин дома, сорокалетний красивый мужчина с прекрасным профилем, загорал у бассейна, читая «Таймс» и время от времени поглядывая в сторону открытой двери террасы. Сквозь широкие окна были слышны голоса двух женщин и мужчины, разговаривавших на втором этаже.

Вильям встал с шезлонга и прошел на террасу. Заглянул в роскошно обставленную комнату. Перед высоким зеркалом стояла худощавая блондинка. Это была жена Вильяма, представителя фирмы «Зингер» в Иране. На вид ей было за сорок, хотя могло быть и больше пятидесяти. Рядом с ней стояла молодая, очень красивая девушка. В глаза бросалась ее необычайно стройная фигура. Марта — так ее звали — ловкими движениями проворных пальцев подкалывала складки платья жены Вильяма. Рядом стоял, деликатно глядя в окно, полноватый мужчина лет шестидесяти, одетый в серые брюки из шотландской шерсти и легкую спортивную рубашку. Хозяин дома пригласил гостя — английского консула в Иране — на террасу.