Мариан Реняк - Митра

— Я? — спросил остолбеневший Август.

— Почему бы и нет? — усмехнулся Ганс и благожелательно добавил: — Нефть стоит того, чтобы произнести эту фразу: «Ашхадо Аллах эляхаэлялях ашхадо анна Мохаммадан расулялльох».

Доктор Иоахим вышел из фаэтона, уплатил извозчику, подождал немного, посмотрел вокруг и только после этого направился к дому Ореша, который сразу же проводил его в нишу, где находился Генрих. Иоахим только теперь окончательно поверил, что сын Витгенштейнов действительно жив. Присев на кровать, он осторожно взял руку больного, проверяя пульс. Генрих проснулся и в первый момент не мог понять, где он; изумленно посмотрел на Иоахима, затем на отца инженера Ореша. Доктор нарушил молчание первым:

— Доктор у кровати больного — это довольно обычное явление.

— Но я… — робко начал Генрих. Он не мог найти слов, объясняющих столь внезапное свое появление в этом доме.

— Не соединяйте политику с медициной. Сейчас я послушаю сердце, прошу сесть.

— Господин доктор… — Генрих хотел что-то сказать.

— Потом, потом! — прервал его Иоахим, достал фонендоскоп и начал слушать. — Дышите глубоко. Еще глубже… Прошу не дышать… — Иоахим говорил спокойно, выполняя свои врачебные обязанности. Когда закончил, сказал: — Ну что ж, я помню вас в лучшем состоянии. Лекарства передам через Наргис. Солнцем пока вы можете восхищаться только в тени. Нельзя перегружать организм. А сейчас завернем вас в мокрую простыню и вы примете сердечные средства. Длительное пребывание в темноте и сразу очень сильная доза солнечных лучей привели вас в состояние, какое обычно бывает при тепловом ударе. Голова болит?

— Да.

— Это типично. Сейчас не может быть и речи о путешествии в пустыню. Те климатические условия требуют здоровья и сопротивляемости организма.

— Так вы знаете?.. — спросил удивленный Генрих.

— Да, знаю. Наргис мне все рассказала.

Отец Ореша подал чай и фрукты. Доктор попросил принести мокрые простыни.

— Холодный компресс должен облегчить ваше состояние, — сказал доктор, завертывая в простыни больного. — Смотрю и не могу поверить. Я думал, что мы встретимся у святого Петра, если успею туда, пока все места не будут заняты.

— У святого Петра? Красиво звучит. Соберемся там, как все верующие и христиане: солдаты, генералы, все вместе в одном строю… Диверсанты, шпионы и жандармы… Жертвы и убийцы… Это ведь война… Это только война…

— Вы не волнуйтесь! — прервал Иоахим Генриха. — Это все для вас уже в прошлом.

— Нет! Это не в прошлом. Это со мной и во мне. Здесь, в сердце, в голове, в глубине души, в памяти… Пылающие дома, мертвые люди… Убийство детей в присутствии их матерей. За что? Только за то, что родились не немцами?

— А сколько таких, которые родились немцами, но им отказывали в праве на отчизну за их убеждения! Немецкие евреи и немецкие коммунисты — ведь с них началось. Первыми жертвами гитлеровского режима были именно мы, немцы.

— И мы обязаны свергнуть этот режим! — сказал в ярости Генрих.

— Уже поздно, все зашло слишком далеко. У них неплохая опора на крупных и средних капиталистов. Кроме того, их поддерживают также все мелкие буржуа, а это значит, что за них массы. Не будем сегодня больше об этом говорить. Вы должны выздороветь, а для этого необходим покой, полный покой. Сейчас это самое важное. Скоро я зайду к вам. Выше голову! — сказал доктор на прощание.

Его проводил отец Ореша.

— Давайте ему побольше югурту, соков и фруктов. Возможно, пропадет аппетит, но вскоре опять появится. Утром свежее молоко, яйца… — Иоахим подал отцу Ореша несколько банкнот.

— Господин доктор, не нужно…

— Это только на продукты. То, что сделала Наргис, невозможно оценить деньгами. Пусть после обеда придет в госпиталь, я дам ей лекарства.

В этот вечер Ганс, Марта, Август и начальник гарнизона Фарса сели возле дворца, в саду, играть в покер. Август играл очень невнимательно, все думал, как договориться насчет получения иранских мундиров. Кристина в последнее время избегала общества, плохо себя чувствовала. Со вчерашнего дня она не имела возможности попасть в подвал. Все время ее беспокоила мысль о Генрихе, она с нетерпением ожидала, когда картежники закончат игру. Она и не заметила, как в комнату вошла Наргис.

— Подать ужин? — спросила девушка.

— Пока не надо. А как чувствует себя твоя мама, все еще болеет?

— Да, — тихо ответила Наргис.

— В таком случае, после того как барон покушает, можешь идти домой, но утром обязательно вернись.

— Спасибо, госпожа.

После ухода Наргис вошел Август.

— Вы еще долго будете играть? — спросила раздраженная Кристина и громко добавила: — Когда они наконец уйдут?!

— Закончим эту партию. Мне нужно обговорить с начальником гарнизона одно дело. Почему ты так нервничаешь?

— И ты еще удивляешься?!

— Успокойся. Все в порядке.

— Но у меня перед глазами постоянно рисунок Генриха. Ты его нашел?

— Тебе почудилось, я обыскал весь сад.

Снизу донесся громкий голос Бахмана:

— Господин барон, карты розданы, мы вас ждем…

Август вернулся к столику. Кристина нервным шагом ходила по комнате и вдруг задержалась перед портретом Генриха, висящим на стене. В потной ладони она крепко держала ключи от подвала. Присела возле стола и налила себе полстакана виски. Выпила и положила ключи на стол, через минуту опять потянулась за ними. Подошла к окну и снова вернулась к столу, опять налила, выпила и погрузилась в мрачные мысли.

Старинные гданьские часы своим мелодичным звоном напомнили о времени. Кристина очнулась. Было уже двадцать два часа. Женщина выглянула в окно. Август, начальник гарнизона, Марта и Ганс все еще сидели за столиком. Бахман раздавал карты. Август заметил жену.

— Уже иду, дорогая, это действительно последняя партия.

Кристина вошла в гостиную. И тут же пришел Август.

— Они уехали на прием.

— А ты?

— Отговорился, останусь с тобой. Ты поужинала?

— Нет аппетита.

— Опять пила?

— А что мне остается делать? — почти плача, спросила Кристина.

— Я невероятно голоден, — произнес Август и пошел в столовую.

Ганс, Марта и персидский гость сели в машину, которая направилась к воротам. Кристина, увидев, как они уехали, схватила ключи и побежала в укрытие. Открыла дверь и, охваченная ужасом, убедилась, что Генриха там нет. Вне себя она выбежала из подвала и бегом вернулась во дворец.

Август заканчивал ужинать, когда Кристина встала перед ним. В ее сумасшедших глазах был панический страх, по щекам стекали слезы. Женщина тяжело дышала.

— Я знала, знала, что так будет! Где ты его похоронил?!

— Что случилось? — спросил удивленный Август, вставая.

— Что случилось?! Его нет! Его нет в подвале! Его нет! О господи!..