Мариан Реняк - Митра

— О, это что-то новое! — произнес адмирал. — В таком случае нам следует тщательно проанализировать все варианты нашего плана. Рассмотрим его еще раз в конце июля. — Адмирал встал и обратился к консулу: — Это пока все, не задерживаю вас, желаю успеха!

Консул вышел. Адмирал подождал минуту, затем продолжил свою мысль:

— Поддерживать шаха или же поставить на нем крест, в зависимости от развития ситуации, — решим накануне операции, — промолвил он, посмотрев на Бахмана, и переменил тему: — Какой у вас радиоприемник?

— «Филипс», — ответил Ганс на этот неожиданный вопрос.

— Прошу передать майору нашу последнюю модель — «Телефункен», — приказал полковнику адмирал и спросил: — Вы уверены, что нас никто не подслушивает?

— Я проверил… — ответил Бахман.

— Знаете ли вы популярный шлягер «Однажды ночью»? Его поет Марика Рокк.

— Да, припоминаю, — ответил совершенно сбитый с толку Ганс.

— Это очень хорошо. Мы должны действовать оперативно. В нечетные дни в двадцать три часа пять минут, повторение в час пять минут, ночью, наша станция на острове Родос будет передавать эту песню в концерте по заявкам фронтовиков вермахта и потом сразу же зашифрованную инструкцию нашего Центра. Вы меня поняли?

— Так точно, — подтвердил Бахман.

— Предназначенные вам инструкции будут начинаться зашифрованным цифрами словом «Амина»… — Адмирал, увидев, что Бахман записывает, предостерег его: — Прошу все запоминать, а записку уничтожьте. Каждая передача будет заканчиваться цифрами «семьдесят семь», чтобы убедиться, что нас не расшифровала русская или английская разведка. Если наш шифр разгадают, противник может подключиться под нашу частоту. Полковник передаст вам длину волны, а также ключ от шифра и на всякий случай пластинку с этим шлягером. В особых случаях подслушивание может вести другой наш проверенный человек, но ключ от шифра знают только трое: вы, господа Хольтус и Мерциг.

Когда Ганс принимал столь важных гостей, Наргис, под предлогом прогулки Карла на его инвалидной коляске, внимательно наблюдала за резиденцией Витгенштейнов и за происходящим вокруг. Как только гости Бахмана уехали из дворца, Наргис немедленно вернулась к Генриху, переодела его в другую одежду, дала старую шляпу, а на плечо он повесил дерюжный мешок.

— Если вас кто-нибудь остановит, скажите, что вы нищий.

— А мои рисунки? — спросил Генрих. — Заберешь их позже.

— Хорошо, позже. Идем скорее, — торопила она его, и они быстро пошли через сад, потом через калитку черного хода вышли в открытое поле.

Солнце было уже высоко. Генрих, как бы не понимая, какая ему грозит опасность, оглядывался по сторонам и все смотрел на солнце, иногда нагибался и нюхал высокую зеленую траву. Вдруг, почувствовав, что его покидают силы, сел на землю.

— Прошу вас, встаньте! Мы должны спешить, — сказала Наргис.

— Еще немного, еще немного!

Генрих подставил руку солнечным лучам и рассматривал освещенные ими кровеносные сосуды.

— Наргис, смотри! — сказал он. — Это тайна жизни. Пусть она будет благословенна!

— Ради бога, прошу вас, встаньте! Мы должны идти, — умоляла девушка.

— О как бы я хотел немножко полетать!

Пробовал, однако, встать, но сил не хватало. Наргис взяла его под руку, обняла за талию и поволокла дальше. Наконец они добрались до дома отца Ореша.

— Это он. Он очень слаб, — сказала девушка.

Генриха положили на диван, закрыли дверь и зашторили окна. Он раскашлялся, внезапно почувствовал тошноту. Старик внимательно присматривался к нему, затем приложил руку к горячему лбу.

— Беги за доктором! Быстро!

Наргис колебалась:

— Ведь…

— Можешь смело пригласить доктора Иоахима.

— Это действительно нужно?

— Обязательно! И как можно скорее! Это может быть солнечный удар, но, возможно, что-либо похуже.

Наргис побежала в госпиталь. В коридоре встретила доктора и все ему рассказала.

— Это невероятно, он все-таки уцелел, — произнес удивленный Иоахим. Немного успокоившись, он пообещал: — Хорошо, сейчас приду.

Наргис быстро вернулась во дворец и убедилась, что все крутом спокойно. Август прогуливался по аллеям сада. «Наверное, все еще ищет талисман», — подумала Наргис. Затем он сел на скамейку в беседке. Издалека доносились мужские голоса. Первый твердил слова молитвы, второй низким голосом ее повторял. Август с интересом смотрел на садовника, который остановился возле беседки и тоже прислушивался к молитве.

— Это господин Ганс учит намаз, нашу молитву. — И его лицо засияло. — Для нас это большая честь. Такой образованный европеец, объездил почти весь мир, а правду нашел все-таки только в исламе.

Август выглянул из беседки. На коврике, возле муллы, стоял на коленях Ганс. Перед ним лежал шелковый платок, а на нем шнурочек четок, которые почти в точности напоминали христианские. В середине платка стоял Могр — глиняная, искусно выполненная подставка с письменами из Корана, которой во время молитвы мусульмане касаются головой в поклоне. Бахман, сосредоточенный и серьезный, повторял за муллой слова намаза. После окончания молитвы Ганс проводил муллу и, прощаясь, вручил ему пачку денег; заметив Августа, вошел в беседку.

— Неужели вы намереваетесь серьезно принять ислам? — спросил Август.

— Уже принял, — ответил Ганс и набожно произнес: — «Ашхадо Аллах эляхаэлялях ашхадо анна Мохаммадан расулялльох». «Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его». Достаточно произнести это одно предложение — и вы уже мусульманин.

— Серьезно?

— А вы знаете, что такое «профессиональный турок»? — спросил Ганс и тут же объяснил: — В восемнадцатом веке марсельские купцы имели трудности со сбытом своих товаров. Мусульмане не хотели их покупать у неверных. Тогда некоторые расторопные марсельцы решили принять мусульманскую веру. После этого закончились их тяготы. Марсельские купцы говорили, что они являются профессиональными турками. А становились они ими для несравнимо меньших доходов, чем те, на которые я и вы рассчитываем. Знаете ли вы, барон, что местные аборигены называют нашего фюрера Хейдаром? Хейдар — обозначает «лев». Верят, что Гитлер родился здесь, в Кермане. Керман, герман, Германия. Как же похоже звучат эти слова! Я даже слышал такой стишок:

Обратите внимание на эти слова: «Я хочу войны». Будто простое стихотворение, а свидетельствует о настроениях масс. Этим нельзя пренебрегать. Такие настроения можно сравнить с порывом ветра, который мы обязаны умело направить в наши паруса. Представьте себе, барон, с каким энтузиазмом встретили бы здешние жители весть, что такой известный человек, как вы, принял ислам! — сказал Бахман.