Д. Панков - Мир приключений, 1927 № 12

Вы, весьма вероятно, ничего о нем не слыхали, а между тем секрет такого стекла был однажды найден и, увы, вскоре опять утрачен.

Безвозвратна ли эта утеря, покажет будущее, но за истекшие с того времени полвека никто из пытавшихся повторить открытие Кнака успеха не имел, и наша стекляная посуда и оконные стекла бьются и сейчас, как бились и за тысячи лет до нас, когда финикияне и египтяне впервые начали их выделывать.

Одно время небьющаяся посуда, впрочем, появилась в продаже. Старики должны помнить, что у нас торговали ею на Московской Выставке в 1882 году.

Это Розенйвейг пытался продолжать опыты Кнака, надеясь найти утраченный секрет. Он его не нашел. «Небьющаяся посуда», правда, оставалась целой, падая с небольшой высоты на деревянный или асфальтовый пол, но при сильном ударе, даже при случайной царапине острым предметом, — буквально взрывалась, разлетаясь в мельчайшие осколки. По этой причине она оказалась опасной и вскоре выделка и продажа ее были повсюду запрещены.

Вопрос изобретения небьющегося стекла и поныне может считаться открытым.

Дзынь!.. раздался звук разбитого стакана, с силою брошенного о цементный пол лаборатории.

— Ну, — проворчал лаборант Розен-цвейг, вздрогнув от неожиданности, — опять начинается! И как ему не надоест? Весь завод, от директора до последнего конторского мальчишки смеется над его манией, а ему хоть бы что.

Дзынь!.. зазвенел другой разбитый стакан.

— Опять неудача, герр Кнак?

— Как видите, — отвечал спрошенный, указывая на осколки стекла, валявшиеся на полу.

Он стоял в дверях и держал в высокоподнятой правой руке третий стакан, видимо осужденный на участь двух предыдущих.

— Жаль хорошей посуды. Сколько вы их перебили на своем веку, герр Кнак?

— Это был две тысячи шестьсот сорок восьмой, — хладнокровно отвечал старший химик. — Отверните лицо в сторону, чтобы случайно вас не поранило осколком.

Третий стакан ударился об пол, но… — (лаборант, забыв отвернуться, раскрыл рот от удивления) отпрыгнул от пола, как мяч, и как мяч же, несколько раз подскочил на месте.

— Таки добились! — изумился свидетель необычайного зрелища.

— Да, две тысячи шестьсот сорок девятый вышел удачным.

Розенцвейг бросился к остановившемуся стакану, поднял его и стал тщательно осматривать со всех сторон.

— Ни трещинки, ни царапинки!..

— Так и должно быть, — самодовольно усмехнулся его старший товарищ и ближайший начальник по службе.

— Позволите, герр Кнак, повторить опыт?

— Даже прошу. И бросайте, что только есть силы.

Лаборант размахнулся и изо всех сил треснул стакан об пол. Стакан подпрыгнул чуть не до потолка и продолжал подскакивать, словно он был резиновый, а не стекляный.

— Чудеса, — прошептал в восхищении молодой человек. — Вижу, герр Кнак, что над этой штукой стоило поработать двенадцать лет. Небьющееся стекло! Да ведь это замечательно! Это изобретенье произведет революцию во всем стекольном деле.

Куно Кнак, инженер-химик, изобретатель небьющегося стекла, не походил на изобретателей фантазеров, — небритых, лохматых, в затасканных кос номах, тех, что проектируют вечные двигатели и туннели, соединяющие северный и южный полюс через центр земли. Нет, он был совсем не так в! Бедняк в детстве и юности, тяжелым трудом дошедший до диплома инженера, он еще на школьной скамье поставил себе целью изобретенье небьющегося стекла. В политехникуме Кнак избрал специальностью стекольное производство и на все учебные предметы, не относившиеся непосредственно к стекловарению, смотрел как на досадную обузу, только отнимавшую даром время.

Почему именно это, а не что-нибудь другое, привлекло его внимание? Возможно, что тут сыграли роль воспоминания детства, когда случайно разбитый стакан или выбитое мячем оконное стекло являлись прологом к семейной драме, жестокой порке виновника, слезам матери и бурному негодованию отца на непредвиденный расход, отягощающий его более чем скромный бюджет рабочего. Отец Куно Кнака был слесарь, человек беспокойный, первый терявший место, когда надвигалась полоса безработицы.

Как бы там ни было, но Кнак твердо решил сделать стекляную посуду и оконное стекло небьющимися. По окончании Шарлотенбургского Политехникума, он поступил лаборантом на знаменитый, первый в Германии по размерам и совершенству оборудования, Тюрингенский стекольный завод в Эйзенахе и быстро выдвинулся на должность старшего химика, сделав ряд открытий и усовершенствований в хорошо изученном им деле.

Одно из них — зеркальное стекло, придающее лучший цвет лица смотрящемуся в зеркало, дало изобретателю довольно кругленькую сумму, так как было куплено в собственность правлением завода.

Наконец, за год до того времени, с которого начинается наш рассказ, само правление Тюрингенского завода удостоило его выбором в главные технические директора и было не мало удивлено, что Кнак отклонил эту честь. В ответ на сделанное ему лестное предпочтение перед другими кандидатами, он писал: «Я просил бы отложить мое повышение до тех пор, пока я не закончу своей работы, пока не найду способа сделать стекло неразбиваемым. Вести эту работу мне всего удобнее, занимая теперешнюю мою должность, став ее директором, я несмогу отдавать ей так много времени, как отдаю сейчас».

Двенадцать дет производил настойчивый изобретатель свои опыты, он перепробовал тысячи рецептов для варки стекла и столько ясе разнообразных средств для закалки готовых изделий.

И настал момент, когда его упорный систематический труд, для которого он отказался от семьи, общества, развлечений — труд, которому он посвящал все свободное от службы и сна время, изо дня в день, из года в гол, не зная ни праздников, ни отпусков — увенчался успехом.

В излюбленном заводскими служащими погребке «Голубой Лев» Кнак и Розенцвейг могли беседовать по душам.

— Prosit, коллега!

— Prosit, — чокнулись химики бокалами душистого старого рейнвейна.

— Итак, как же, смею спросить, решили вы использовать ваше великое изобретение?

— Ну, уж и великое, — скромно протестовал Кнак, — важность его я не отрицаю; оно интересно и с теоретической, и с практической стороны, но все же это мелочь в сравнении с другими открытиями, сделанными в последнее время. Достаточно вспомнить прошлогоднее сообщение о новом способе получения стали, предложенном Томасом, об искусственном индиго Байэра, фонографе Эдисона, а тем более о недавно построенной Сименсом модели электрической железной дороги или об электрической «свече» руского изобретателя Яблочкова, чтобы увидеть всю незначительность моей технической новинки.