Роберт Куллэ - Мир приключений, 1927 № 10

Опасения Вахромея, повпдимому, имели основания.

Однажды, он заметил, что китайцы вышли на работу значительно позже обыкновенного и начали работать как-то вяло. Приглядевшись к ним, Вахромей отозвал их «старшинку» в сторону и спросил его тихо:

— Почему твоя плохо глядит? Почему вчера китайска люди хозуйла (пьяны) были?! А?!..

Старшина смущенно забегал глазами.

— Моя ничего не знай! — забормотал он. Моя тун-тун гляди и ничего не видал.

— А твоя контрами [5] Быть убитым. ) хочет? — грозно прошипел Вахромей, вытаскивая револьвер. — Сейчас мозги наружу выпущу! — перешел он с ломаного русско-китайского жаргона, на котором обыкновенно говорят с китайцами на Дальнем Востоке, на чисто-русскую речь — хочешь?! — повторил он.

— Ваша бери лузье, бери кармана, а моя говори… Тун-тун говори, все говори!.. — забормотал перепуганный старшинка, пятясь от освирепевшего мужика.

— Ну?!.

— Твоя ходи, а моя вечером приходи и все говори… Сейчас нельзя, ходи (товарищи) гляди… Моя контрами будет.

— Ну, смотри, Ван-Кин-Кун, я вечером буду ждать.

Китаец закивал головой и отошел.

— Видал? — ворчал Вахромей вечером после приемки от китайцев золота — сегодня еще меньше намыли, стервецы, и ни одного самородка!

— Бисприменно спиртонос объявился, — ответил Устин. — Все перетаскают подлецы!

В избу боязливо вошел старшинка.

— Ну? — встретил его Вахромей.

— Все китайска люди ушли, только два остались — сообщил он.

— К спиртоносу?

— Да! Он тут — мало-мало в лес ходи.

— Ага! Ну веди!

Они осторожно отворили дверь «конторы» и вышли наружу. Ночь уже спустилась. Луна еще не взошла. Все благоприятствовало экспедиции.

— Держи! — сунул Вахромей китайцу дробовик. — Умеешь?

— Мало-мало!

Они осторожно подкрались к фанзе, где жили китайцы. Вахромей нашел отверстие в бумаге, заменявшей стекло в окне хижины, и заглянул внутрь фанзы. При слабом свете мерцающего ночника он увидел силуэты людей, лежащих на канах [6] Кан — широкие нары по стенам фанзы, заменяющие лавки и столы. Под канами проходит дымоход от печи, благодаря чему каны обогреваются Обычно китайцы спят на канах голые. ).

— Никак все вернулись? — прошептал старатель.

— Хи-хи! — засмеялся беззвучно китаец. — Твоя плохо гляди. Тут маинка ю [7] Мошенничество есть. ). Люди мию, а курма [8] Курма— китайская одежда, вроде куртки. У богатых китайцев курма бывает длинная вроде подрясника. ) ю [9] Ю — есть; мию — нет. )!

— Ах, язви их в горло! А ведь и верно! Они вместо себя чучел наложили! — обозлился Вахромей.

— Ну погоди, сволочи! Веди!

Они поползли за китайцами дальше. Обогнули фанзу и углубились в чашу, осторожно раздвигая кустарник. Так ползли они с полчаса. Ван-Кин-Кун иногда останавливался, прислушивался и снова полз, прося жестами своих спутников соблюдать тишину.

— Ваша смотри! — шепнул наконец китаец, вытягивая голову.

Старатели слегка приподнялись и осторожно раздвинули ветки. Впереди под ними был глубокий овраг. На дне его, между кустов, горел небольшой костерок, вокруг которого сидели китайцы. Все они были полураздеты и огонь отражался светлыми пятнами на их обнаженных телах.

— Наши — прошептал Устин.

— Тс-с! — ответил Вахромей — слушай!

Повидимому, китайцы чувствовали себя в безопасности. Они громко смеялись, шутили и даже пели песни. По рукам у них то и дело ходило блюдечко, из которого китайцы обычно едят. Теперь оно заменяло чашу для вина. То и дело китайцы кричали:

— Хо [10] Хо — хорошо. )!

— Камбе [11] Камбе соответствует русскому «будьте здоровы», произносится, когда пьют; буквально означает: до дна. )!

Один, окончательно подгулявший, Затянул тоненьким голоском, как обыкновенно поют китайцы:

Песня эта есть не что иное, как переложение на русско-китайский диалект известной песни Горького «Солнце всходит и заходит». В описываемое время она только что появилась среди китайцев Дальнего Востока. Поэтому слушатели пришли в бурный восторг и, поднимая в знак одобрения большой палец руки вверх, кричали:

— Хо!

— Шанго!

— Шибако шанго!

— Вот я вам покажу «шанго»! — прошипел Вахромей, ища глазами главного виновника торжества — спиртоноса.

— Сколько их? — спросил он Ван-Кии-Куна.

— Лянга [12] Двое. ).

— Ага! Вот они, соколики, приютились под деревцом! Устин, бери на мушку, который поменьше, а я — в длинного!

Вахромей приложился и грянул выстрел, вслед за которым последовал и другой.

Полянка огласилась дикими криками.

— Ого-го-го! — закричали нападающие, стреляя из револьверов уже не целясь.

Спиртоносы — стреляные птицы— моментально кинулись в кусты, вскинув на плечи котомки со спиртом. Китайцы — приискатели бросились врассыпную.

— Держи! Держи их чертей! — ревел Вахромей, стреляя в убегающих из револьвера. — Крой их, так их. раз-эдак!..

В минуту полянка опустела. Только у кустов раздавался приглушенный стон.

— Ага! — услыхал Устин, — никак кого-то чирикнули.

— Мала-мала есть, — ответил старшинка, вытаскивая из кустов одного из спиртоносов. При свете костра приискатели увидели, что низ его курмы был залит кровью.

— В живот! — решил Вахромей. — Не долго проживет, сволочь! Он сорвал с него куртку и ощупал тело. С боков у спиртоноса было подвязано по жестяной банке со спиртом. Банки были специально для этого приспособлены. Они были выгнутые и как раз приходились вокруг талии. Вахромей отцепил их и потряс ими около уха.

— Эх! Полные! — с сожалением прошептал он. Вскрыл одну и с неописуемым блаженством понюхал.

— A-а! Ну, что твой ладиколон! Однова дыхнуть! У! Сволочь! — пнул он ногой раненого. — Только людей в расстройство приводите! Черепаха [13] Самое оскорбительное название для китайца )!

Раненый слабо застонал. Вахромей глубоко вздохнул и начал лить из банки спирт на спиртоноса. Опорожнив первую банку, он то же самое проделал и со второй, предварительно перевернув китайца на другой бок.

— Вот так! — с удовлетворением сказал он, закончив эту странную операцию. — Ну-ка, тащите, ребяты, сухого валежника! Вали все на костер!

Через несколько минут почти потухший костер ярко запылал.

— Ну, господи благослови! — продолжал командовать Вахромей. — В огонь его, мошенника!

Устин и старшинка схватили несчастного спиртоноса, один за ноги, другой за голову и, слегка раскачав, бросили в самую середину ярко пылающего костра.