Эдисон Маршалл - Мир приключений, 1918 № 02

Какъ ни странно, но убитый выглядѣлъ хорошо; лицо было покойное, мирное, на немъ покоилась печать величія…. Выраженіе алчности, жестокости, все исчезло!

— Мертвый музыкантъ, — подумалъ Бріанъ.

Въ центрѣ лба онъ увидѣлъ небольшое синее пятно.

— Рана отъ пули, — подумалъ Бріанъ. — Бѣдный, бѣдный старикъ!

Онъ положилъ подушку подъ его голову, всталъ съ колѣнъ и вышелъ изъ комнаты, слегка пошатываясь. Онъ чувствовалъ слабость, зато мысли его прояснились совершенно.

Онъ спустился съ лѣстницы. Гдѣ-то во дворѣ пробило десять часовъ. Человѣкъ высокаго роста шелъ по двору. Нѣтъ, это не шотландецъ, — подумалъ Бріанъ. Бѣдный шотландецъ! Бріанъ шелъ, спотыкаясь на каждомъ шагу. Проходившій мимо адвокатъ подумалъ, что онъ пьянъ, и пошелъ къ нему навстрѣчу съ распростертыми руками.

— Мой…. мой дядя умеръ, — сказалъ Бріанъ.

— И мой также, — отвѣчалъ адвокатъ.

Бріанъ засмѣялся. И адвокатъ засмѣялся, наткнувшись на кого-то, который извинился передъ нимъ на англійскомъ языкѣ, но съ шотландскимъ акцентомъ. Человѣкъ этотъ не смѣялся, хотя слышалъ, вѣроятно, что они говорили.

Онъ прошелъ вслѣдъ за Бріаномъ къ комнатѣ привратника и слышалъ все, что тотъ говорилъ послѣднему. Бріанъ увидѣлъ его.

— Человѣкъ, который былъ сегодня вечеромъ у моего дяди, — сказалъ Бріанъ привратнику, — и ссорился съ нимъ, былъ… былъ иностранецъ.

Разсказъ И. Филльпотса

Былъ вечеръ субботы, и въ тавернѣ «Плюмажъ» собралась изрядная компанія сосѣдей. Зима въ тотъ годъ была жестокая, и голодъ, словно вооруженный съ головы до ногъ непріятель, врывался почти въ каждый домъ. Лошадей въ серединѣ февраля отправили въ долины, гдѣ онѣ сами должны были добывать себѣ пропитаніе; но посылать на болото что-либо живое значило обрекать его на смерть. Метели слѣдовали за метелями, и снѣгъ на сѣверныхъ склонахъ горъ началъ таять только въ маѣ.

Разговоръ въ тотъ вечеръ шелъ о старыхъ временахъ и о такихъ событіяхъ, о которыхъ всѣ знали только по разсказамъ своихъ отцовъ и дѣдовъ. Поводъ къ этому разговору подалъ вчерашній случай. Самуэль Бонусъ, церковный сторожъ, сообщилъ; что онъ наткнулся на трехъ человѣкъ, спавшихъ подъ портикомъ церкви. Всѣ они оказались бродягамй, которые укрылись тамъ отъ непогоды; Самуэль сказалъ, что не пойди онъ туда, чтобы наклеить на стѣну объявленіе, всѣ они замерзли бы до утра, такъ какъ было двадцать градусовъ мороза, а у бѣднягъ ничего не было на тѣлѣ, кромѣ лохмотьевъ.

Случай этотъ напомнилъ старому Гарри Гоуки одно происшествіе, бывшее много лѣтъ тому назадъ.

— Случилось это при жизни преподобнаго Валлеторта, — сказалъ онъ; — мой дѣдъ исполнялъ обязанности церковнаго сторожа, какъ вотъ теперь Бонусъ. Преподобный Валлетортъ былъ человѣкъ привѣтливый, довѣрчивый, скорѣе ангелъ, чѣмъ человѣкъ. Лицо его сіяло кротостью, даже святостью, можно сказать; мой дѣдъ говорилъ, что, превратись его стихарь въ крылья, которыя черезъ окно въ церкви унесли бы его на небо, рѣшительно никто не удивился бы этому. Но слишкомъ большое довѣріе съ его стороны послужило ему же во вредъ. Онъ не достаточно строго относился къ преступникамъ и когда говорилъ съ ними, то въ словахъ его слышалось сомнѣніе въ наказаніи за грѣхи. Добрая душа его возставала противъ огненнаго озера и была полна надежды. А это штука опасная. Не нужно, конечно, душить насъ за горло въ каждой проповѣди, — но зачѣмъ умалчивать объ адѣ?.. Не слѣдуетъ забывать о существованіи такого мѣста. Преподобный Валлетортъ получалъ иногда предостереженіе въ томъ, что діаволъ бодрствуетъ и дѣятеленъ, какъ пчела; перелетая изъ одного города въ другой, заглядывалъ онъ иногда и въ Дартмуръ. Бродяги частенько ночевали въ церкви, которая по приказанію преподобнаго отца оставалась всегда открытой. И вотъ въ одно прекрасное утро старый Даніель Гоуки поспѣшилъ въ викаріатъ и доложилъ, что какой-то человѣкъ провелъ большую часть ночи въ церкви. Викарій улыбнулся, какъ ангелъ, и сказалъ моему дѣду:

— Что жъ изъ этого, мистеръ Гоуки? Гдѣ же бѣднягѣ найти лучшій пріютъ, какъ не въ Домѣ Отца Своего?

— Несогласенъ, ваше преподобіе, — отвѣчалъ церковный сторожъ;—больно будетъ вамъ слышать, что бѣдняга унесъ подсвѣчники съ престола и выпилъ освященное вино до послѣдней капли.

А подсвѣчники были сдѣланы изъ хорошаго серебра и пожертвованы эсквайромъ Бассетомъ въ память его умершей жены. Когда эсквайръ узналъ объ этомъ, онъ пріѣхалъ въ викаріатъ и, надо полагать, съ плеча отчиталъ преподобнаго Валлеторта. Сказалъ ему, чтобы церковь была заперта и нѣтъ сомнѣнія, что Валлетортъ съ этихъ поръ понялъ, до чего можетъ опуститься голодный и бездомный человѣкъ.

— Валлеторты люди хорошаго рода, — сказалъ фермеръ Мэмфордъ, — и семья наша въ теченіе многихъ поколѣній роднилась съ ними. Мы всегда арендовали у нихъ землю лѣтъ двѣсти подъ рядъ. Одинъ изъ Мамфордовъ выручилъ ихъ въ одномъ случаѣ, когда одинъ изъ Валлетортовъ былъ приговоренъ къ висѣлицѣ за покражу овцы. Я не помню подробно всѣхъ фактовъ, но мой дѣдъ Чарльзъ, который и былъ тѣмъ Мамфордомъ, до самой смерти часто разсказывалъ объ этомъ.

Зная хорошо, что во всей нашей мѣстности не было лучшаго разсказчика, какъ Роулендъ, содержатель таверны, я сказалъ ему:

— Не можете ли вы разсказать намъ объ этомъ, Джонни?

— Пожалуй, Томъ Теригль, мнѣ все это дѣло хорошо извѣстно, а фермеръ Джимъ почему-то забылъ его.

— Дѣло такое, что стоитъ разсказать, и я радъ буду еще разъ прослушать его, — сказалъ фермеръ. — Я хочу знать всѣ факты, Валлеторты мнѣ родственники. Я былъ совсѣмъ еще крошечнымъ мальчишкой, когда мой дѣдъ умеръ.

И всѣ мы, и Гарри Гоуки, и я, и Моисей Беттъ, нашъ молчаливый пріятель, просили Роуленда разсказать.

— Разскажите, сосѣдъ, — сказалъ Моисей Беттъ. Роулендъ засмѣялся и согласился исполнить нашу просьбу.

— Два слова Бетта равняются четыремстамъ словъ другихъ людей, — сказалъ Джонни. — Онъ выразилъ желаніе слышать и услышитъ.

Чувствуя, что онъ сдѣлался центромъ всеобщаго вниманія, Моисей воспользовался этимъ и сказалъ еще два слова.

— Всѣмъ виски!

Не часто подносилъ онъ намъ такое угощеніе, а потому Роулендъ, опасаясь, что онъ измѣнитъ свое намѣреніе, поспѣшилъ подать каждому то, чего онъ желалъ. Мы выпили за здоровье Бетта, и Джонни приступилъ къ разсказу.

— Всѣмъ давно уже извѣстна поговорка, что у хорошихъ пасторовъ всегда бываютъ скверные сыновья, хотя не думаю, чтобы это была правда. Мальчиковъ всегда строго держали у духовенства, и когда имъ удавалось избѣжать домашняго надзора, они распускались и становились необузданнѣе тѣхъ, которые хотя до нѣкоторой степени пользовались свободой. Такъ это или не такъ, но второй сынъ пастора Валлеторта былъ кутила и тратилъ больше, чѣмъ могъ ему давать отецъ. Лесли Валлетортъ звали его; онъ былъ любимцемъ матери, которая была родомъ изъ Сомерсета и держала себя, очень гордо и надменно. Лесли жилъ только спортомъ и до безумія увлекался имъ. Онъ ни надъ чѣмъ не задумывался и тратилъ даромъ свои силы, мужество и способности. Всѣ мысли его были сосредоточены на своихъ рукахъ, ибо онъ былъ первымъ борцомъ въ Девонѣ. Говорятъ, будто онъ боролся въ Лондонѣ въ присутствіи Георга III.