Ренэ Гузи - В стране карликов, горилл и бегемотов

- Ну, что, будет взрыв? Смотрите же, не осрамитесь. Только предупредите меня вовремя! Мне как раз надо быть на том берегу реки и я хочу воспользоваться этим случаем, чтобы поглядеть на взрыв. Я думаю с того берега это будет великолепное зрелище. Вы говорите, в пять часов? Превосходно! Буду там непременно!

Не выпуская своего Толлена из рук, артиллерист страшно суетился. Чтобы скрыть свою неуверенность, он громким голосом отдавал приказания нескольким чернокожим солдатам, которые должны были под его просвещенным руководством подвести мину и зарядить ее. Слышно было, как они копали землю лопатами, пилили доски, забивали гвозди, причем к этим звукам примешивались иногда энергичные окрики Мелерте, который нередко с нетерпеливым жестом вырывал из рук рабочего какой-нибудь инструмент. Все местные жители с восхищенным и удивленным видом толпились вокруг муравейника, причем некоторые из них, наиболее сообразительные, объясняли пораженным слушателям, что должно произойти. «Бум!» - показывали они, вскидывая обе руки кверху. Мелерте был страшно доволен и имел необыкновенно гордый вид. Да, артиллеристы чего-нибудь да стоят…

К четырем часам пополудни все было готово. Мина была набита доверху, фитиль приготовлен для зажигания. Он должен был гореть пять минут.

Белые, столпившись на почтительном расстоянии от муравейника, с некоторым волнением ждали взрыва. Не хватало только помощника заведующего складом. Он был на другом берегу реки. Чтобы лучше видеть! Момент был торжественный. Мелерте со значительным видом поджег фитиль и затем отбежал к своим товарищам в безопасное место.

Прошло три, четыре минуты. Царила глубокая тишина. Лишь в деревне лаяла какая-то собака.

Вдруг сильнейший взрыв потряс воздух. И в тот же момент поднялась целая туча осколков камней, земли и песка, которые затем упали дождем вниз, звонко ударяясь о затвердевшую почву. Долго еще в горах отдавалось эхо, смешиваясь с криками хлопавших в ладоши туземцев и радостными возгласами белых, чрезвычайно довольных результатами взрыва.

Небольшая кучка с Мелерте во главе вышла из-за укрытия. Теперь уже больше нечего было опасаться. И все они весело и шумно побежали к месту, где должен был находиться муравейник, или, вернее, туда, где его не должно было больше быть… если только Толлен сказал правду.

Толлен, однако, немного наврал. И, по правде сказать, даже порядочно. На самом деле, лишь один бок сооружения, возведенного трудолюбивыми насекомыми, исчез, рассеянный в воздухе. Но три четверти остались на месте совершенно целыми. Это похоже было на неоконченный муравейник.

Немного сконфуженный Мелерте смотрел на дело своих рук. Конинк, наоборот, торжествовал.

- Сразу видно, что вы окончили школу прикладных знаний, лейтенант! - сказал он. - Позвольте вас поздравить!..

И он разразился раскатистым смехом.

- Перестаньте, Конинк! Нехорошо подтрунивать! - вмешался капитан, также развеселенный этим происшествием. - Отложим завершение дела до следующего раза, милейший мой Мелерте! - добавил он. - Беда не велика! Придется только лучше рассчитать заряд и рассеивание, вот и все. Я дам вам моего Толлена! Ну, а теперь пойдем чего-нибудь выпьем!

После этого вся компания медленными шагами направилась к офицерскому собранию, как вдруг увидела вдали бегущего Суэди, боя капитана. Он нес что-то в крепко прижатых к груди руках, но, что именно, издали было трудно разобрать.

- Ай, Буана, ай! - закричал мальчишка, едва переводя дух. - Ай, Буана!.. Весь дом попорчен!.. Все поломано куском муравейника!

И с выразительным жестом Суэди положил на землю, перед ошеломленным комиссаром, стенные часы или, вернее, то, что осталось от них, от единственных часов на сто лье в окружности. Это была вещь, которая каким-то чудом или, точнее говоря, вследствие целого ряда чудес, перенесла десять лет пребывания в Африке, двадцать переездов, столько же пожаров, пять раз тонула в пирогах и целыми месяцами путешествовала по лесам. В переводе это означало, что капитан берег эти часы, как зеницу ока. И вдруг такое происшествие!

- Черт побери! Черт побери!.. - заревел он.

И, придя в неистовый гнев, весь красный от ярости, закатил несчастному бою, который объяснил ему, что кусок муравейника продырявил крышу, разломал стол и разбросал все вещи, звонкую пощечину, так что у того посыпались искры из глаз, большая часть которых мысленно предназначалась Мелерте.

Этот последний, окончательно уничтоженный и предчувствуя бурю, благоразумно скрылся в задних рядах. Капитан не соблаговолил даже взглянуть на него. Молча, потрясая руками, он побежал лично убедиться в размерах несчастья.

Двадцать минут спустя, Суэди с еще распухшей щекой и глазами постучал изо всей силы в дверь артиллериста и передал ему, без всякой почтительности, официальный пакет, который Мелерте распечатал с лихорадочной поспешностью. В пакете заключалась бумага следующего содержания:

«Независимое Государство Конго .

Округ водопадов .

Пост М-Боми, 10 ноября 19 …

Предписывается лейтенанту артиллерии Мелерте оставаться под домашним арестом в течение сорока восьми часов, начиная с пяти часов вечера завтрашнего дня. Обедать предлагается дома. Основание: подверг опасности жизнь товарищей вследствие необдуманного поступка; кроме того, порча казенного имущества .

Стоимость такового будет удержана из его жалованья.

Окружной Комиссар

Бьенфейт».

- Свинья этот Толлен! - пробормотал Мелерте, стиснув кулаки.

И, молча, но с выразительным жестом, швырнул в угол «Спутник офицера артиллерии и инженерных войск».

Осторожно подталкивая перед собой двух маленьких человечков, капрал из племени гауссов, высокий рост которого (1 метр 90 сант.) по сравнению с ними казался настоящим чудом, остановился перед «барзой» лейтенанта в центре поста, затерянного среди экваториального леса. Затем, взяв на караул, он звонко стукнул прикладом своего тяжелого Альбани о кирпичные плиты.

Белый, начальник поста, поднял голову. Он был занят сочинением какой-то бумаги. Судя по его недовольному лицу, это было, вероятно, какое-нибудь донесение о том, что из Либерии получено 2500 саженцев, из коих 320 оказались негодными, или что-нибудь в этом роде. Однако, когда он увидел стоявших перед ним двух карликов из Большого леса, мужа и жену, его суровое загорелое лицо просветлело и на нем промелькнула едва заметная улыбка; ему стало как-то жалко этих двух маленьких людей.

Они стояли перед ним, прижавшись друг к другу, худые, жалкие и дрожали как лист.