Михаил Колесников - Перстень вьюги [Приключенческая повесть]

— Непонятно. Нелогично. Абсурдно.

Дягилев в запальчивости бухал кулаком по столу:

— Черт возьми! Хотел бы я жить в мире, где все понятно, где все логично, где не нужно думать, где можно жить припеваючи, решая задачки…

Разумеется, в споре всегда побеждал Мартин — ведь он не был фантазером. Дягилев фантазировал. Его всегда интересовали формы мышления людей самых различных профессий, специальностей — будь то писатель, художник, композитор, математик, химик, физик, психолог. В этом крылось многообразие культуры, интеллекта. А разве та машина, которую они задумали строить, не напоминает чем-то фантастическую машину времени? Пусть она не отправит никого ни в будущее, ни в прошлое, но прибор позволит проверить так называемые парадоксы, не дающие покоя целому поколению физиков.

Весь последний год они бились над проблемой… А может быть, на проблему следует взглянуть с другой стороны; главная загвоздка в строгой фокусировке потока частиц. Дело даже не в этом… Частица должна ускоряться переменным электрическим полем с изменяющейся частотой, а удерживаться на орбите постоянного радиуса с помощью переменного магнитного поля…

Дягилев вскочил и ударился головой о крышку люка. Искать в течение года и найти именно сейчас, в столь неподходящей обстановке… Клочок бумаги и карандаш — больше ничего не нужно. Завтра же сообщить Суровцеву, где бы он ни был. Невиданная победа. Все, что было до этого, полетит к черту. Новый принцип ускорения. Бесконечно повысить предел достижимых энергий… Не миллионы, а десятки миллиардов электрон-вольт! Вот оно, что требовалось… Ребята, когда узнают, сойдут с ума от радости…

— Вы, оказывается, способны впадать в транс. Вычислением занимаетесь? Не разбудили — вам же хуже.

Голос Наташи отрезвил Дягилева. Она сидела с широко открытыми глазами и наблюдала за ним.

— У вас нет карандаша?

— Глядите!

Из-за кустарника выползала автоколонна. Смутные силуэты проступали сквозь пелену снега. Дягилев забыл все. Коснулся щекой ледяной ложи, прицелился и ударил в мотор головной машины. Темные фигурки соскакивали с машин и исчезали в кустарнике. Лопался морозный воздух. Дягилев спокойно выбирал цель и нажимал на спусковой крючок. Ведь это был его экзамен. Он видел, как от зажигательной пули вспыхнул грузовик, как стали рваться снаряды в кузове. Загорелась вторая машина.

— Молодец, Николай! А теперь — ходу!..

Да, пора было убираться подобру-поздорову.

Они выпрыгнули из танка и поползли по лощине. Эта лощина, как они знали, не простреливалась. Каких-нибудь четыреста шагов… Но вражеские солдаты, видно, опомнились. Засвистели пули, посыпались мины. Каждый раз, когда Наташа застывала на месте, Дягилевым овладевала тревога. Они барахтались в рассыпчатом снегу, руки и ноги отказывались повиноваться.

— Обходят… — крикнула Наташа.

— Ползите, а я задержу…

— Убирайся, дурень! Нашел время для рыцарства.

Но в нем уже заклокотало возмущение. Теперь хозяином положения был он, а не эта хрупкая девчонка, его инструктор, вообразившая, что она в ответе за все, и за эту вылазку, и за жизнь своего ученика. Он больше не был учеником.

— Не мешай мне! — заорал он. Больше он не замечал ее. С неожиданно обретенным спокойствием сажал на мушку темные фигурки и видел, как они падали в снег. В этом сейчас был смысл всего. Потом он швырял гранаты. Он не боялся смерти. Только бы Наташа добралась до спасительной лощины.

Кто-то рядом бросил гранату. Дягилев покосился, увидел Черемных и заскрипел зубами. Значит, не послушалась… Не послушалась безумная Наташка…

Взметнулся снег вперемешку с комьями земли. Черемных уткнулась лицом в сугроб. Справа совсем близко застрочила пулеметная очередь.

«Свои!.. — догадался Дягилев. — Теперь не пропадем… Теперь не пропадем…»

Еще не оправившийся от контузии, Дягилев тупо и равнодушно выслушал сообщение: Черемных отправили в Ленинград, в госпиталь. Раздробило плечевую кость. Потеряла много крови…

Только позже он почувствовал невыносимую тоску и боль в сердце. Жизнь показалась бессмысленной. В глубине мозга настойчиво стучали слова, стихи. Блок. Она любила их читать…

Впервые Бубякин испытал к своему сопернику чисто человеческую жалость. Да и сам он страдал не меньше Дягилева. А Дягилев совсем сник. Лицо черное, деревянное. Снова замкнулся, ушел в себя.

Бубякина представили к очередному ордену. Говорят, предчувствие — чепуха, предрассудок. А чем бы все кончилось, если бы в ту ночь Бубякин не предугадал всего? Щемило внутри, хоть вой. Всю ночь ворочался. Не выдержал. Уговорил Охрименко выдвинуться в лощину. Подоспели хоть и не совсем вовремя, но все же отбили…

Награда не радовала Бубякина. Лучше бы совсем ее не было, этой награды!

Но Бубякин всегда отличался сметкой и последнее обстоятельство решил использовать с выгодой для себя.

— Вы должны мне помочь, — обратился он к Дягилеву.

Тот с хмурым безразличием уставился на матроса:

— Чем я могу помочь вам?

— Дело весьма деликатное. Хочу выступить по ленинградскому радио, поделиться боевым опытом.

— Выступайте. Я-то при чем?

— Говорить я не мастак. Болтать, конечно, могу, ежели перед своими. А по-научному — образования не хватает. Все-таки шесть классов. Написали бы на бумажке, а я прочитаю — и дело с концом. Кроме того, Гуменнику намекнуть не мешало бы: обещал, мол. Вам удобнее. А то получится, будто я навязываюсь со своим опытом.

Но Дягилев оказался куда проницательнее, чем предполагал матрос.

— Я помогу вам, Бубякин. Разыщете ее, передадите от меня небольшую записку. Гуменнику сегодня же скажу.

— Только бы не умерла… — проговорил матрос, и голос его дрогнул… — Мало ли случаев… Заражение крови или еще что. Торопиться надо. У доктора в ногах валяться буду. От всего нашего подразделения… — добавил он.

Болезненно щурясь, начальник штаба Гуменник выслушал Дягилева.

— А вы присаживайтесь, товарищ кандидат наук. Могу поздравить: лейтенанта вам присвоили. Солдат спит — служба идет. Придется вам заменить Черемных.

Говорил он все это безрадостным тоном, как всякий бесконечно усталый человек. Но чувство юмора в нем жило, несмотря ни на что. Неожиданно он улыбнулся так, что узенькие щелки глаз совсем ушли под рыжие брови, проговорил:

— А ловко это вы с Бубякиным придумали! Только ничего из вашей затеи не выйдет: к Черемных никого не пускают. Очень слаба. Лежит в гостинице «Англетер» — там теперь госпиталь. Выступление Бубякину устроим с нашего радиоузла. В Ленинград отлучаться не стоит.