Капитан Данри - Авиатор Тихого океана

Кроме того, можно надеяться, что если порча мотора вынудит механическую птицу опуститься на поверхность моря, то при тихой погоде она может снова подняться собственными силами, скользя на своих поплавках после починки мотора.

Морис Рембо поставил своему другу одно условие: чтобы вес обоих поплавков не превышал 40 килограммов.

В самом деле, вес аэроплана, готового к отъезду, составлял 780 килограммов, и несущая поверхность равнялась 76 метрам. Так как каждый метр несущей поверхности мог поднять 12 килограммов, то всего механическая птица могла поднять 912 килограммов.

Вес аэроплана в 780 килограммов и вес обоих поплавков, равный 40 килограммам, давали инженеру возможность взять еще 90 килограммов. Этого вполне достаточно для всего необходимого.

Поплавки были построены, прорезинены и поставлены на место в продолжение трех дней.

Кэт несколько раз приходила сюда из комнаты своего отца для того, чтобы судить о ходе работы, и она особенно радовалась нововведению Форстера. Она больше всего боялась за смелых авиаторов, которые в случае порчи мотора будут лишены возможности избежать потопления.

И в самом деле, если допустить, что они, снабженные спасательными кругами или буйками, продержатся на воде после потопления аппарата, то каким образом, затерянные среди бесконечного моря, они привлекли бы внимание какого-нибудь проходящего вдали пакетбота? Аэроплан же, качающийся на своих двух поплавках, будет виден за три мили, и если даже он не будет в силах подняться, то может надеяться на помощь.

Наконец позади лодки, в металлических гнездах, вделанных под дном, Морис Рембо разместил две сильные боевые ракеты, приготовленные и набитые под его руководством фейерверкерами Мидуэя. Их можно было зажечь одновременно трением взрывчатого вещества в капсюле. Для этого достаточно было потянуть медную проволоку, оканчивавшуюся около рычага.

Итак, у Мориса Рембо все было под рукой. Он был единственным хозяином своей летательной машины и независимым от всякого внешнего влияния. Две такие же запасные ракеты были помещены в лодке.

Арчибальд Форстер принял на себя заботы о припасах. Он взял из складов Мидуэя множество бидонов с бензином и маслом и прикрепил за машиной. Остановка мотора была вопросом жизни для аэроплана. Поэтому самым главным было обеспечить достаточное количество бензина в резервуаре. Для того чтобы Форстер мог во всякое время видеть, сколько бензина в резервуаре, вмещавшем 80 литров, Морис Рембо устроил на нем стеклянную трубку против самого сиденья Форстера. Эта трубка показывала, сколько жидкости оставалось в резервуаре.

Что касается съестных припасов, то они были сокращены по возможности. Они были взяты в количестве, необходимом на четыре дня, так как инженер считал, что аэроплан не пробудет в воздухе более 40–50 часов. Они состояли из консервов, прессованного сыра, содержащего при малом объеме много азота, капсюль с нептоном, нескольких бутылок старого вина, присланного Кэт Гезей, готового черного кофе, флакона с колой, предназначенной для борьбы авиаторов со сном. Вот и все. Четыре заряженные петарды и четыре разноцветные ракеты находились под рукой для того, чтобы в случае несчастья иметь возможность просить о помощи днем и ночью.

На шестой день вечером Морис Рембо пустил свой мотор до максимальной скорости в продолжение трех часов безостановочно и был вполне доволен правильностью и легкостью его хода. Винты делали 1800 оборотов: при такой скорости и попутном ветре аэроплан может сделать в час от 160 до 170 километров.

Ветер был вполне благоприятный. Это был период пассатных ветров, дувших по направлению к востоку.

В течение шести суток усиленной работы Морис Рембо спал не больше трех часов за ночь.

Он наблюдал за всем, контролировал самые незначительные слесарные работы, взвешивал различные части своей машины, проделал все вычисления поверхности, определял центр тяжести всего аппарата и практически проверял его устойчивость.

Но среди цифр и всевозможных опытов перед его глазами постоянно мелькало бледное лицо Кэт Гезей, склоненное над постелью отца, и он пользовался всеми случаями, чтобы подняться к коменданту и увидеть ее. Но опасное положение больного не позволяло ему говорить с девушкой о чем-либо ином, кроме здоровья раненого или успешного хода работ для аэроплана.

Кэт, в свою очередь, становилась с каждым днем печальнее, так как лихорадка не уменьшалась и не наступало никакого улучшения. Она рыдала после каждого визита доктора Сандерсона. Старая Оливия заключала ее в объятия, а Морис Рембо, чувствуя дыхание смерти в этой комнате, с болезненным страхом думал о приближающейся минуте своего отъезда.

Он будет далеко, когда ее поразит роковой удар. Спарк, наоборот, будет около нее, и эта мысль лишала его на короткое время всякого мужества и надежды.

Он снова овладевал собой, быстро спускался из машинного отделения в грот, лихорадочно торопил рабочих, сам принимался за работу и иногда, охваченный желанием подвергнуть себя опасности, выходил из крепости и предоставлял себя снарядам.

Он наблюдал с высоты своей угольной площадки за японскими судами, которые продолжали стрелять довольно метко, но уже слабее. Эти суда крейсировали на более далеком расстоянии, как бы избегая таким путем удачных выстрелов с башни Мидуэя.

Затем мысль о том, что он может уехать днем раньше, спасти крепость и, может быть, найти в живых отца Кэт, снова гнала его к летательной машине, от которой зависело все. Несмотря на горячее желание поспешить с отъездом, он тщательно проверял все части.

Он являлся в свой каземат только для поливки своих драгоценных цикламенов, употребляя на нее часть воды, доставляемой ему ежедневно, как и каждому защитнику Мидуэя, потому что было решено применять ко всем без исключения безусловно одинаковые правила.

Что касается майора, слабость которого увеличивалась, то он, казалось, оживал при всяком появлении молодого инженера у его постели. Он внимательно выслушивал все объяснения, хотя и краткие, но касающиеся хода работ в течение дня. В нервном пожатии его руки Морис Рембо чувствовал немую просьбу поторопиться с отъездом и горячее желание прожить до времени его возвращения, то есть до того момента, когда старый воин узнает о снятии осады с его крепости и увидит свое дитя в безопасности.

Ценой усиленной работы Морис Рембо выиграл один день. Благодаря умелому и беспрестанному содействию Кер-дока сборка аэроплана была закончена в половине шестого дня.

Это был четверг.

Вторая половина дня была употреблена для новой проверки мотора, правильного действия различных частей, исправности смазки, движения рулей и искривления крыльев.