Анатолий Королев - Страж западни [Повесть]

Круминь попытался не показывать своего изумления, но глаза Галецкого замечали все.

— Не удивляйтесь. На мне концертный костюм. Мне удалось его надеть, пока эти свиньи рылись в моем секретере. Фрак сшит по штучному заказу в Варшаве известным портным Светлиньским. В нем 49 потайных карманов. Я как раз собирался на благотворительный сеанс в госпиталь на Монастырской. Мой костюм всегда заряжен реквизитом… как видите, все очень просто. Угощайтесь.

— А как вы обнаружили дверь?

— Надо было найти ее сразу. Я догадался простукать стены только тогда, когда уже подпилил решетку. Она была заклеена обоями и закрыта на примитивный замок, а ведь проходить сквозь стены — моя профессия. Некоторые замки я могу открыть ногтем своего мизинца, это правило трюка.

Галецкий отвинтил стеклянную бутылочную пробку, разлил по фужерам тягуче-лимонный «Гейяк» и развернул станиолевую обертку с плитки шоколада.

— Кстати, там, где есть стены, там же имеются двери. Нужно только не терять интерес видеть. Моя сила в упрямом любопытстве.

Круминь плохо слушал Галецкого, в его голове роем проносились мысли о том, как использовать этот невероятный случай с революционной пользой. «Неужели этому типу удастся бежать?»

Круминь пригубил «Гейяк» и направился к амбразуре.

— Только не трогайте руками, — предупредил Галецкий, — решетка может выпасть.

Круминь заметил аккуратные линии подпила на трех железных прутьях, увидел вверху, за треснувшим оконным стеклом, лобастый булыжник мостовой. Камни лоснились в свете невидимой луны. Там была свобода, но само оконце можно было легко закрыть каким-нибудь небольшим томиком, так оно было мало.

«Бессмысленная затея!»

— Да здесь и ребенку не пролезть, — сказал Круминь, возвращаясь к столу. Эта мысль не шла из его головы.

— Опять вы за свое! — раздраженно бросил Галецкий, отпивая мелкими глотками вино. — Ваше невежество начинает бросаться в глаза. А ведь мое имя было написано огромными буквами, и его легко запомнить.

— Я никогда ничего не слышал о вас.

— Главное просунуть голову. Моя голова — идеальное яйцо. Остальное — дело техники. Путем долгой специальной и очень опасной, смею уверить, тренировки я вполне овладел своим телом. Я могу, например, сложиться пополам. Могу смещать кости в суставах, я не дышу до пяти-семи минут. Когда-то я успешно подражал самому великому клишнику всех времен и народов Гарри Гудини. Настойчивая тренировка по его методу позволяет творить чудеса. Даже вас, человека вялой мускулатуры, я мог бы при обоюдном желании обучить освобождаться от цепей и вылезать из закрытого намертво сейфа. Даже вас…

— Научите сейчас, — усмехнулся Круминь, слушая приятный шум опьянения в голове.

— При известном навыке, — Галецкий не стал замечать неудачную шутку собеседника, — можно освободить обе ноги из крепко зашнурованных ботинок и, например, написать ногой письмо под столом, или завязать носовой платок тройным узлом.

С этими словами Галецкий неожиданно выставил из-под стола босую ногу, пальцы которой сжимали горящую серную спичку. Подбросив ее вверх, он ловко поймал спичку в воздухе и задул огонек.

Круминь вздрогнул.

Галецкий был похож на какой-то экзотический цветок — так причудливы были движения его рук, повороты тела, жесты, гримасы — например, на оранжерейную орхидею сорта «Локус», аромат которой и хищная красота заманивает и топит в сладких цветах неосторожную мошкару. Белая магия была в любом из его 49 потайных карманов, а вместо зрителя маэстро мог бы обойтись и напольным зеркалом.

— Эти остолопы нацепили сначала на мои руки дурацкие наручники, затем сообразили — бесполезно. Вот, смотрите!

Галецкий положил на столешницу ребром левую руку и стал каким-то непонятным образом так невероятно складывать, ввинчивать пальцы друг в друга, что кисть на глазах Круминя заметно съежилась, уменьшилась в размерах, словно надутая резиновая перчатка, из которой выпустили воздух.

— Как видите, выдернуть такую натренированную ладонь из любых современных наручников очень просто, — заметил Галецкий, — «гудинайз», надеюсь, поможет мне и сегодня. («Гудинайз» — новое слово, образованное от имени Гарри Гудини в начале XX века. В английском словаре Уэбстера оно означает: освобождение от оков благодаря личной силе, ловкости и изворотливости.)

— Не обижайтесь, маэстро, — сказал Круминь, — мои сомнения насчет того, что вы пролезете в то игольное ушко, — это всего лишь зависть простого смертного, которому, увы, такое не дано. Этот фокус не для меня…

Галецкому понравилось обращение «маэстро», но покоробило ненавистное ему словечко «фокус».

— Фокус! По-моему, в этом слове есть какая-то скрытая насмешка черни над нашими иллюзиями… фокус-покус… фокусничать… фокусник… нет, я предпочитаю другое слово: «престидижитатор», хотя…

С улицы донеслось цоканье конских копыт по булыжнику; в полуподвальном окне померещились и пропали бело-мраморные лошадиные ноги; послышался разговор верховых казаков.

Галецкий залпом допил вино и твердо поставил бокал на стол, собираясь встать.

— А за что вас арестовали? — поспешно спросил Круминь: мысль о том, что сейчас он останется один в белогвардейском застенке, была невыносима. В том, что визави удастся пролезть сквозь «игольное ушко», он уже не сомневался.

«Уж он-то пролезет, дьявол».

— За что?.. О, на этот счет у меня нет никаких сомнений. Я случайно попался на глаза одному мошеннику. Этот прохвост набрался наглости предложить мне совместную антрепризу в его вонючем менажерии. Галецкий и макаки! Каково? Я высмеял его в лицо, и шарлатан-итальянец тут же настрочил на меня донос в контрразведку. На следующий день — арест. Эти свиньи искали в моей квартире спецдонесения в Москву, шифры, карты, симпатические чернила. Дурачье, я свободный художник, от нынешней смуты у меня только хандра и мигрень. Но поверьте, они еще поплатятся за арест: меня знает полковник Антон Иванович Деникин…

— Сейчас он — генерал.

— Неважно. Я уже решил расквитаться сам. Днем я устрою этим болванам и тупицам прощальный бенефис.

— Надеюсь, доживу, — заметил Круминь.

«Может быть, записку связному?»

— Вас должны расстрелять? — осторожно спросил Галецкий и вновь отпил глоток вина.

Круминь не ответил, зато спросил:

— Вы не могли бы передать записочку?

— О, нет, увольте! — воскликнул Галецкий, при этом в его глазах ничего не дрогнуло; он был по-тигриному безмятежен, — эта просьба унизительна. Я — не мальчишка на побегушках. Как только я смонтирую аппаратуру, я разнесу этот опереточный штаб по кирпичикам. Часов этак в… пять. Вы сможете этим воспользоваться.

— Что ж, — протянул Круминь, не удивляясь отказу. Помолчал. Добавил: — Только имейте в виду, штаб охраняет казацкий взвод, не считая внутренней охраны. Напротив — пехотные казармы.