Борис Медовой - Тайна

Юрий стал догонять своих товарищей. Они уже прошли мимо гигантской липы, рухнувшей когда-то во время лесного пожара. Каштан скользнул взглядом по стволу лежащего великана. И замер: с той стороны дерева на него в упор смотрел огненно-красный глаз размером с автомобильную фару. Что это? Пион? Да нет, уж больно велик. Он перелез через ствол на ту сторону и, спрыгнув на траву, оглянулся: крохотная чистенькая полянка. А посреди полянки горделиво красовалось невиданное растение, широко раскинувшее зонтообразные ветви. В этом создании природы были и таинственность, и величие, и мощь.

Неужто женьшень?

Голос Юрия, когда он позвал Кондрата Игнатьевича, дрожал от волнения. Обеспокоенный таежник и его племянник заспешили на зов Каштана. Оказавшись на полянке, оцепенели. Наконец Кондрат Игнатьевич восхищенно проговорил:

— Вот это да-а… Гляди-ко, парень, как тебе на красавиц везет! Крепко заботится твой бог или лесной дух.

Таежник сбросил с плеч свою ношу. Вынул из котомки олений рог, опустился на колени и молча принялся копать вокруг растения. Трудился он долго и за все время не проронил ни слова. По лбу его катились капли пота. Наконец корень обнажился. Осторожными, почти ласковыми движениями пальцев Кондрат Игнатьевич очистил его от земли и извлек наружу.

— Держи свою дамочку! — сказал он, подавая корень.

— Почему дамочку? — спросил Каштан, осторожно принимая женьшень из рук таежника.

— А потому что это — тантаза. Женский корень. Ты глянь на нес.

Каштана удивил теплый желтый тон корня. Благородный цвет слоновой кости.

Он бережно держал в руках изящную фигурку танцующей женщины. Ее обнаженное тело изогнулось в дразнящем движении. Соблазнительные линии бедер и ног, казалось, были выточены искусным художником.

За спиной у Юрия послышался всхлипывающий хохот Коруны. Обнажая в смехе десны, он сказал:

— Надо же! Голая баба!

Его дружок Жерехов обратился к Каштану:

— Слышь, мужик, уступи нам корешок. А? Тебе-то он на кой ляд? Дадим хорошую цену. Поладим?

Кондрат Игнатьевич прикрикнул на него:

— Мотай отсюда, покупатель! Чтоб я больше не слышал таких речей!

Кондрат Игнатьевич взрыхлил рогом землю вокруг. Затем снял с головки женьшеня красные зерна, разбросал их и слегка притоптал.

Потом он содрал пласт коры с ближайшего кедра, согнул его коробочкой, положил на дно мох, посыпал его землей.

Пока Кондрат Игнатьевич священнодействовал на женьшеневой полянке, Юрий любовался корнем. Он медленно поворачивал его, и женская фигурка словно оживала.

И вдруг вспышкой далекого и забытого видения возникло в его памяти обнаженное тело Полины…

Это было неожиданно и странно. Ведь когда они с Полиной плыли среди волн в ледяной воде, Каштан даже и не заметил ее наготы.

Значит, где-то в подсознании, независимо от его воли, отпечаталось, а теперь внезапно всплыло воспоминание.

Какое-то наваждение.

Оказалось, память запечатлела и сохранила также и эпизод, который вообще полностью выпал из его сознания. А сейчас он увидел его, словно фрагмент из немого фильма.

Это было уже на берегу, куда их выбросило море. Полина очнулась. Села. Оглянулась на оглохшего Каштана. Потом подбежали люди, посланные директором. Один из них снял и протянул Полине полушубок. Она набросила его на голые плечи, запахнулась. Опустила голову, разрыдалась…

Каштана вернул к действительности голос Кондрата Игнатьевича. Он взял корень, уложил его в коробочку, перевязал лыком. А затем пристегнул Каштану сбоку к ремню.

— В этом лубке, — объяснил он, — твой панцун сохранит свои соки. А когда вернемся в Светлану, я тебе из него паштет сделаю. Станешь от этого паштета бравым молодцем.

Они зашагали к зимовью.

А вечером, задумчиво глядя в пламя костра, Юрий впервые задал себе вопрос: что же дальше? Чем займется «бравый молодец», когда выйдет из леса?

Каштан жил в тайге бездумно, просто и легко. Не вспоминал о прошлом, не сдирал его с себя. Оно, наверно, само отпадало незаметно и естественно, как отмершая кожа. Юрий совсем не задумывался о прежней своей профессии. И куда-то в небытие уплыла его семейная жизнь с Аней. Память о ней выветрилась, испарилась, исчезла.

Плохо ли это, хорошо ли, он не знал. Наверно, так надо.

Единственное, что не забывалось, — Маринка.

Дочка появлялась в памяти как что-то особое, не зависимое ни от кого, дорогое существо, к которому он испытывал беспредельную нежность.

Долго он размышлял о будущем, однако ничего путного не надумал.

И решил так. Желания, решимость, устремленность когда-нибудь появятся, они не могут не возникнуть. Все придет. Но вероятней всего — когда он окончательно окрепнет, когда заиграют в нем жизненные силы.

Работа в промысловой бригаде приносила ему удовольствие, а это — главное.

Не надо мудрить, не надо терзаться.

С этими мыслями он и уснул.

В лесу происходила привычная для этих мест драма.

Самка изюбря, длинноногая изящная красавица, бешено мчалась, не разбирая дороги, напролом через заросли папоротника. Круглые выпуклые глаза наполнены были диким страхом: ее преследовал тигр.

Зверь шел ровно и сильно. Он понимал, что добыча от него никуда не уйдет. Страх сломит глупую олениху, и она сдастся, не в силах выдержать эту изнурительную скачку.

Однако случилось непредвиденное.

Там, куда, откинув назад голову, неслась олениха, деревья вдруг расступились, а за ними сияла на солнце полянка и дальше — ручей. На полянке сидели люди.

Обессилевшая беглянка с разгону выскочила на опушку и резко затормозила передними ногами. Она испуганно озиралась — и здесь были враги.

Коруна опомнился первым. Он стремительно метнулся к оленихе, обхватил ее сильными объятиями и воскликнул:

— Стой, голубушка! Отдохни!

И тут все увидели тигра. Он стоял у дерева и исподлобья оглядывал людей.

Каштан, не шелохнувшись, смотрел на огромного полосатого хищника.

Кондрат Игнатьевич поднялся и спокойно сказал зверю:

— А ну-ка, поворачивай назад, паря!.. Иди, гуляй и другом месте!

Тигр постоял немного, затем нехотя повернул назад. Уходил он не спеша, с достоинством.

Кородеры словно очнулись от оцепенения. Они подошли к дрожащей пленнице. Жерехов принес веревку, и они с Коруной стреножили животное. Довольный Коруна сказал:

— Очень кстати пожаловала! Ужин будет знатный.

Каштан повернулся к нему и недоуменно спросил:

— А при чем тут ужин?

— При том, что будет свеженькая дичь.

— Ты с ума сошел, что ли? — воскликнул Каштан — Ее надо отпустить. Она от тигра сбежала. Сам же ее спас!

Жерехов, усмехнувшись, бросил:

— Считай, что тигр уже сожрал ее.