Александр Линевский - Мир приключений, 1929 № 01

— А мы останемся лучше волками, — проворчал Руперт, — Ты прав, старик… ты всегда прав…

Иов усмехнулся:

— Вот поэтому — то я и начальник вам… Ну, все готово?

— Готово! — отозвалось четыре голоса.

— Так в путь, ребята… Ах! чуть не забыл!

Иов побежал в дом, опустевший теперь точно после урагана. На столе лежала его книга записей. Старик схватил ее, выбежал, захлопнул за собой дверь и прыгнул в сани.

— Вперед! Да здравствует свобода! — крикнул он.

Ответом ему было оглушительное:

— Да здравствует свобода!

Со страшным лаем собаки полным ходом брали подъем скалистого берега. Сани умчались, унося наверх, в глубь земли тех, кого теперь напрасно будет поджидать большое белое судно цивилизованных и не всегда справедливых людей.

ОТ РЕДАКЦИИ. Ежегодно в ноябре «Скандинавская Академия» присуждает ряд премий деятелям науки, литературы и пацифизма за выдающиеся открытия, за пропаганду мира и за «лучшее художественное произведение всемирной литературы идеалистического направления» Э ти«Нобелевские премии» состоят каждая из солидного капитала в 140 тысяч шведских крон, образующихся в виде процентов с капитала в 29 миллионов крон, завещанных инженером Альфредом Нобелем на указанные цели.

В этом — 1928 г. — литературная премия присуждена норвежской писательнице Сигрид Ундсет, которая ее целиком пожертвовала на дела благотворения и помощи бедным. Писательница сама переживала тяжелые времена, знала нужду, и ее отказ от личного пользования таким капиталом свидетельствует, что она глубоко сочувствует всем, обреченным на ужасы нищеты. Об этом свидетельствует и приводимый ниже неопубликованный рассказ Ундсет, целиком автобиографический, построенный на канве личных переживаний детства.

Сигрид Ундсет родилась в 1882 г., а с первым литературным произведением, имевшим успех, выступила в 1907 г. Это был бытовой роман «Марта Ули», за которым последовали другие, образующие одну серию «Романы и новеллы современности» («Счастливый возраст» 1908 г., «Иени» 1911 г., «Несчастные» 1912 г., «Весна» 1914 г., «Осколки зачарованного зеркала 1917 г., «Мудрые девы» 1918 г. и «Весенние облака» 1921 г.).

Кроме бытовых романов Ундсет написала две больших серии исторических романов. Первая серия — «Кристина, дочь Лаванса» составляется из романов: «Венок», «Жена» и «Крест».

Другой цикл трилогии — чисто исторический и построен на документальном изучении прошлого Норвегии. Эпоха взята давняя (XIV в.) и фабула распространена на три поколения Аудунсов. Отцы и дети «Олафа сына Аудунса» охвачены повествованием, говорящим о труде, любви, битвах, очарованиях и разочарованиях трех поколений.

Сигрид Ундсет любит людей и жизнь, ее творчество насыщено человеколюбием и гуманностью, поэтому оно и обращено ко всему, что волнует и трогает людей: несчастье, нищета, неутоленная любовь и особенно мир чувств и переживаний женщины. Но Ундсет не сантиментальна. В искусстве она — реалист, в жизни — передовой борец, видящий зло в социальных противоречиях. Но главным врагом писательницы является нищета. На борьбу с ней она отдает свой талант, как отдала присужденную ей нобелевскую премию.

Приводимая ниже новелла Ундсет сопровождена таким признанием:

«Это была моя первая встреча с нищетой. Несколько лет спустя, когда мне однажды сказала моя мать, что мы сами стали бедными, я помню чувство тоски, парализовавшее меня в ту минуту, и краску, обжегшую мои детские щеки. Неужели и мы осуждены жить в зараженной атмосфере, гнуть спину перед господами, боязливо заглядывать им в глаза и говорить с ними голосом почтительным и льстивым?

Потом я стала девушкой и женщиной. Я научилась лучше понимать жизнь, а также и бедность.

Но худшую из всех видов нищеты л ощутила инстинктом ребенка, ее унизительность я пережила в тот день, когда я почувствовала себя в душе преступницей, видя, как жена сапожника из Балькеби прятала куклу Герду».

Новелла СИГРИД УНДСЕТ.

Не помню уж в годовщину какого дня рождения мне подарили куклу Герду, но это было до первого года посещения школы, сразу после того, как моя мать стала учить меня азбуке и шитью, но я была капризна и ничего не хотела признавать. Мне могло быть тогда около семи лет.

Но это утро я хорошо помню. Вероятно, мне почему либо запрещали выходить на двор втечение нескольких дней, потому что мне показалось, что почки на березе раскрылись листочками всего за одну ночь.

Мы тогда жили на улице Лидер-Саген.

Маленькие, как хижины, домики с садиками тянулись только вдоль одной стороны улицы, по другую находился обширный пустырь. Но какой же это был великолепный пустырь! В одном конце его большие дети играли в мяч, немного дальше, на груде булыжников мы строили домики, а несколько в стороне мы принимали ножные ванны в грязной и вонючей луже. Значительно дальше вниз, около поля коменданта, находилась заросль крапивы, среди которой росли жалкие кустики малины, где мы, начиная с Иванова дня, неизменно обжигали себе руки и ноги в поисках еще зеленых ягод. Кроме того, мы оттуда заглядывали в сад коменданта. Так как комендант был бездетен, никто из нас никогда не переступал за пределы калитки его сада Но в его саду росли яблоки, груши, вишни, ревень, пучки моркови и масса редиски. О том, как огромен был этот сад и сколько в нем было плодов, мы рассказывали друг другу самые невероятные истории.

Однажды на поляне появилась привязанная к колу лошадь, от времени до времени на поляне гуляли коровы, и мы держались на почтительном расстоянии от этих странных животных и пели хором:

Старшие среди нас рассказывали, что однажды осенью целое стадо свиней находилось втечение нескольких дней на поляне. Но мы этому не верили и совсем не чувствовали себя подготовленными быть когда-нибудь свидетелями столь необычайного события. Ибо среди нас было много таких детей, которые никогда не видели живой свиньи. Все мы были детьми города, а самые младшие никогда не бывали в деревне. Но все мы постоянно толклись на поляне, пели коровам песенку, вдыхали теплый запах молока от этих животных и старались представить себе обширный мир, который начинался но ту сторону дороги в церковь, и куда нам было запрещено гулять одним; там далеко начинались амбары, конюшни, коровники, имелось множество лошадей, коров, свиней и даже коз.