В. Срезневский - Мир приключений, 1928 № 07

Воздух был насыщен недовольством, когда я приехал в Гонг-Конг, после небольшого путешествия по Корее. С «Бива-Мару» я распростился три недели тому назад в Иокагаме. Приехав в Гонг-Конг, я вызвал по телефону Гордона. Он сказал, что хотел бы немедленно меня повидать. — В ресторане Гонг-Конг отеля, — предложил он.

Я нашел, что он сильно изменился, стал как то спокойнее и вдумчивее. На мой вопрос о Бакстерах он сказал:

— Я еду с ними послезавтра в Кантон, хотя и предупредил мистрис Бакстер, что это может быть опасно. Но она ужасно упряма.

Железная дорога разрушена и им придется плыть на пароходе. Мистрис Бакстер желает непременно закупить полотна для своего калифорнийского хозяйства и хочет, чтобы я показал ей хорошие магазины и последил бы, чтобы она не переплатила. У меня может не быть случая поговорить с Сюзанной наедине. Если вы истинный друг, уговорите родителей отпустить с вами завтра на прогулку Сюзанну. Я буду вас ждать с моторной лодкой в гавани.

Я обещал сделать все, что в моих силах. Мы невольно перешли к разговору о Китае и его насущных задачах.

— Китай выплывет, — горячо говорил Гордон. — Он существует уже четыре тысячи лет. Когда мои английские прадеды одевались в шкуры и отрывали зубами с костей сырое мясо, Китай глубоко погружался в философию и художественную культуру. Вы знаете, что сегодня платят целые состояния за фарфор, лаки и нефрит того времени. Я только на одну восьмую китаец, английский гражданин, но все мои симпатии — в этой стране. Я могу жить только в Китае. Я не занимался политикой и хотел быть англичанином, но мне этого не позволили. Вы знаете, что я не могу получить стакан вина в первоклассном баре, если вы мне предложите пойти туда с вами? Тут, в стране, где мой отец и дед были почтенными англичанами, я — отверженный. Он помолчал, потом продолжал все с той же горечью: — У меня привычки англичанина, но мне, вероятно, придется жениться на китаянке. Разве англичанка или американка захочет разделить со мной такое изгнание из общества?

Я расстался с Гордоном и отправился к Бакстерам, жившим в грандиозном отеле на берегу залива. Тысячи рабочих за невероятные гроши в два года превратили каменистый склон горы в роскошную местность в западном вкусе. Пообещав мистрис Бакстер, что дочь ее будет все время находиться в тени британских орудий, я добился разрешения показать Сюзанне на следующий день некоторые достопримечательности.

— Мы проведем день в настоящем Китае, правда? — умоляюще сказала Сюзанна.

Я тотчас же дал знать Гордону и, когда Мы с Сюзанной встретились на следующий день, я спросил девушку:

— Сюзанна, чего бы вы хотели сегодня больше всего?

— Я знаю, что вы устроите это для меня, — воскликнула девушка. — Мне просто необходимо поговорить с Лойдом. Знаете, мама запретила мне с ним разговаривать наедине. Лэди Пенсонби — супруга губернатора — сказала ей про Гордона, что они его не принимают, что это очень печально, но англичане принуждены проводить черту, и что Гордон — за этой чертой.

— Вы серьезно заинтересованы Лойдом? — спросил я.

— Ах, если бы я знала! — Девушка готова была сделать признание, но сдержалась. — Я знаю, что он любит меня. Он все мне про себя рассказал. Его мать была на четверть китаянкой. Отец же Лойда был английский инженер.

— Не одни только англичане предубеждены против цветных рас, — сказал я Сюзанне. — В некоторых из наших Соединенных Штатов человек является негром по закону, если у него одна шестнадцатая африканской крови. Англичане же твердо решили сохранить свою кровь совершенно белой. То же самое происходит и в Индии, и везде, где находятся англичане.

Грустное лицо Сюзанны вдруг сразу повеселело. К нам навстречу шел Лойд в белом спортивном костюме. Мы сели в моторную лодку и направились в Ковлун. Лойд был видимо взволнован свиданием с Сюзанной. Девушка же вся порозовела и оживилась. В Ковлуне мы высадились, и уже в автомобиле поехали по безукоризненным военным дорогам, проведенным англичанами по этой их территории, мимо прекрасных вилл, ферм, британских укреплений, будок часовых и солдат. После непродолжительной езды мы остановились у красивого дома в большом саду. Это был загородный дом Гордона, в котором он провел все свое детство. Улыбающийся китаец-слуга провел нас в дом. Убранство комнат было соединением лучшего европейского и китайского вкуса. Одно крыло было в чистом китайском стиле и в одной из комнат был алтарь предкам.

— Моя мать часто любила тут вспоминать своих прадедов и возжигала здесь в их намять благовония. Вот ее портрет. Я следую ее привычкам в день ее рождения.

Портрет масляными красками был кисти лондонского художника. Он изображал женщину лет тридцати, в европейском платье, с выразительным красивым лицом, в котором было гораздо более восточного, чем у ее сына.

Мы отлично позавтракали и затем пошли в сад, полный аромата роз. Я оставил там Гордона и Сюзанну, сам же пошел в библиотеку. Я провел в библиотеке час, когда они вошли ко мне. Пора было возвращаться.

Мистрис Бакстер так довольна была, что мы рано вернулись и что у дочери ее счастливый вид, что я тут же получил от нее приглашение ехать вместе с ними в Кантон.

«Иат-Шан», с поднятым на нем флагом Соединенных Штатов, вышел из гавани ровно в семь часов утра. Мы все были голодны и первые полчаса провели за завтраком. Потом любопытство Реби пробудилось и мы должны были пойти осмотреть пароход.

«Иат-Шан» было почти совершено новое судно, построенное для торговли Гонг-Конг-Кантон. На пароходе был удобный салон, он же столовая. Мы прошли по узким корридорам мимо кухни и помещений для команды и пришли к крепкой железной решетке, отгораживавшей всю заднюю часть судна. У запертых ворот этой решетки стоял высокий чернобородый сик, обычный британско-индусский страж в Китае. У него в руках было ружье, а на поясе — револьвер.

— Не стоит туда итти, — сказал Гордон. — Как видите, в этих второклассных и третьеклассных отделениях почти нет пассажиров. Из Кантона же здесь будет настоящий муравейник. Теперь в Кантон не едет никто, кроме нас, глупых. Все, кто могут, наоборот, уезжают оттуда из-за беспорядков и постоянных стычек враждебных генералов. Второклассных и третьеклассных пассажиров запирают за решетку, чтобы они не могли броситься в переднюю часть судна и завладеть ею, как уже делали это не раз за прошедшие десять лет.