В. Срезневский - Мир приключений, 1928 № 07

Бэль целый день плутал в чаще, потеряв представление о севере в юге, и не раз бледнел при мысли, что вдруг заросли раздвинутся, трава станет совсем низкой, и он очутится в двух шагах от городской заставы, где, конечно, его возвращению будут рады. Наконец, в сумерки Бэль выбрался на берег безымянной лесной реки и шел вниз по течению, пока не наткнулся на маленькую пещеру в береговом обрыве. Здесь он провел свою первую ночь на свободе.

Теперь он стоял с цветочком в руке, охваченный беспомощной радостью и подавленный необыкновенным разнообразием окружающего мира. Под ногами была густая трава, серебряная от обильной ночной росы, потом росли низкорослые пышные кусты, осыпанные белыми цветами, а еще дальше возвышались деревья с коричневыми стволами и необъятными кронами. По небу плыли тонкие облачка, и кружил на горизонте аэроплан — черная точка, которую можно было принять за птицу, если бы она не выдавала свое подлинное значение гуденьем. Издали доносились завывания фабричных гудков, и Бэль понял, что он отошел от города достаточно далеко для того, чтобы не тревожиться понапрасну.

Тюрьма была в прошлом, впереди — начиналась жизнь. Темная камера сменилась несказанно великим лесом, по которому можно было итти безконечно долго, встречая все новые и новые чудеса.

Заботы о пище еще не угнетали, но Бэль захотель пить и, спустившись к реке, пил воду большими глотками, изредка переводя дух, причмокивая и облизывая мокрые губы. Напившись, он посмотрел на небо, желая вновь испытать трепетное восхищение облаками, но — вместо того — стал слушать.

Отдаленное гуденье пропеллера теперь превратилось в рев, отрывистый и возбужденный. Аэроплан медленно волочился над деревьями, почти касаясь их вершин своим брюхом, и вдруг, нелепо накренившись, упал вниз.

Бэль побежал по тому направлению, куда упал аэроплан, чтобы узнать в чем дело, и увидел следующее: в двух шагах от его пещеры, на полянке, лежала на боку стальная птица. Впрочем, теперь она была только неуклюжим сооружением из металла, с вывороченным шасси, с безнадежно исковерканными крыльями и поломанным пропеллером. Возле сидел человек с надвинутым на самые брови кожаным шлемом.

Когда Бэль подбежал к нему, охваченный страхом и жалостью, человек сказал довольно спокойно:

— Ничего особенного не случилось… Снизился я довольно удачно…

Затем он стал ощупывать свою правую ногу, осторожно поглаживая ее ладонями, и в то же время продолжая говорить:

— Я всегда знал, что с этими машинами ничего доброго не выйдет… Мне еще удалось снизиться… Видимо, простой вывих..

Попробовав изменить положение своих ног, человек застонал.

— Я помогу вам, — сказал Бэль, но человек застонал.

— Помогу вам, — сказа! Бэль, но человек раздраженно ответил:

— Лучше сбегайте в город. Я видел, он неподалеку.

Бэль конфузливо улыбнулся.

— В город я не пойду.

— Глупости… пойдите в город и скажите, что Эффери требует помощи.

Бэль повторил свой отказ громче:

— Не пойду. Меня там арестуют.

Человек окинул его взглядом и, видимо, правильно оценил серую куртку Бэла. Во всяком случае он замолчал.

— Я сам сделаю, — сказал Бэль, — раньше я делал это довольно удачно.

Стараясь действовать возможно нежнее, он ощупал ногу летчика и понял, что действительно имеет дело с простым вывихом. Затем, придерживая колено, он несколько раз встряхнул распухшую лодыжку.

— Хорошо, сказал он, — опухоль должна опасть.

Когда эта болезненная операция была закончена и сустав занял свое естественное место, летчик спросил:

— Вы беглый каторжник?

— Да.

Бэль кивнул головой и озабоченно заговорил о другом:

— Я перенесу вас в пещеру. Там будет удобнее, а дня через два вы встанете на ноги.

— Вы думаете встану? Хорошо. У меня там — человек указал на разбитый аппарат — шерстяное одеяло.

Час спустя, Эффери лежал у входа в пещеру, повествуя о своем последнем полете…

— Когда аппарат начал работать с перебоями, я стал искать удобного места, какую-нибудь поляну. Понимаете?

Бэль взглянул на него равнодушно.

— Понимаю. Но вам нужно полежать несколько дней, а в город не пойду.

— Что же мы будем есть?

— Что мы будем есть, — повторил Эффери, — а что вы будете есть?

— Я — другое дело. Я не думаю сидеть в этой берлоге. Где-нибудь в лесу я достану себе… а в город я не пойду.

Сказав последнюю фразу весьма сердитым голосом, Бэль отвернулся и смотрел на реку. Эффери следил за ним сзади, спрятав руку в карман, где был револьвер. Он понимал, что появление постороннего человека мешает замыслам беглого каторжника, и готовился ко всему. И вдруг он заметил, что пасмурное лицо Бэля светлеет. По волосатым губам человека в серой тюремной куртке проползла улыбка, его маленькие круглые глазка сощурились, а тело, распластанное на земле, задрожало от сдержанного хохота. Действительно, Бэль смеялся, зажимая рот ладонью и не отрывая глаз от реки.

— Что с вами? — спросил Эффери.

— Молчите, — шепнул Бэль, сдвинув брови и даже погрозив пальцем.

Тогда ЭФфери осторожно подполз к нему и растянулся рядом. Они лежали на краю высокого глинистого обрыва, внизу кипела река, бросая вверх голубые своенравные волны. И с противоположного берега, осторожно топая широкими пятками, спускалась к воде медведица, а за нею ковылял медвеженок. Внизу медведица огляделась и затем погрузилась в воду до самых ушей; ласковым ворчаньем она приглашала своего ребенка сделать то же самое. Но медвеженок трусливо макал лапу в воду и мгновенно отскакивал назад, видимо, пугаясь холода. Потом он сел в сторонке и жалобно подвывал, пока медведица стояла по горло в воде.

Эффери толкнул своего товарища локтем.

— Что она делает?

— Выгоняет из шкуры блох, — ответил Бэль шопотом, — я слышал об этом.

Выкупавшись, медведица пошла обратно в лес, и медвеженок плелся за нею но пятам, наклонив морду к земле и, повидимому, с трудом преодолевая крутизну берега. Когда он споткнулся и упал на спину, задрав лапы кверху, Бэль не выдержал.

Он захохотал, разевая рот, как только мог, приплясывая и хлопая в ладоши, как мальчишка.

— Цирк, честное слово… переваливаются, словно кегли, — приговаривал он в промежутках между взрывами неистового хохота.

Эффери смеялся более сдержанно, но и в его глазах была та же простодушная радость, как и у его товарища. Мало-помалу Бэль успокоился и почему-то устыдился своего поведения. Неуверенно почесал в затылке, как будто бы это действие могло оправдать его мальчишество.