Александр Линевский - Всемирный следопыт, 1930 № 03

Между тем лесной промысел закончился. Дичи было запасено огромное количество. Мужчины начали переговариваться на нм одним понятном языке о чем-то, что повидимому волновало их. Беспокойство мало-по-малу передалось и всему стойбищу. Льок знал, что в эту весну ему и еще нескольким парням надлежало сделаться охотниками, и нервничал, слушая загадочные для него разговоры. Получить звание охотника — значило отправиться в море, в те таинственные походы, откуда многие не возвращались обратно.

Однажды вечером вождь приказал несколькими юношами на следующий день никуда не отлучаться, а эту ночь спать всем вместе. Имени Льока при этом не упоминалось. Все стойбище поняло, что завтра будет таинственное посвящение молодежи в охотники; счастливые избранники расхаживали с гордо поднятой головой, с пренебрежением поглядывая на остальную молодежь. Льоку ничего не оставалось делать, как забраться на священный островок.

Утром следующего дня на островок перебрался Кремень — глава охотников — и велел Льоку «колдовать рыбу». Это значило, что Льок был обязан силой своего колдовства ускорить весенний ход рыбы из моря. На вопрос парня, почему его не делают охотником, Кремень ответил:

— Ты колдун! Ты будешь охотником, но тебе нельзя знать наших хитростей. Умрешь — еще расскажешь зверю…

Когда Льок хотел возразить, старик добавил:

— Не горюй напрасно, на охоту ты пойдешь вместе со мной, а уж скучать не будешь… — При этих словах губы вождя сложились в странную улыбку.

Обещание Кремня успокоило юношу. Он тотчас же отправился в стойбище, чтобы рассказать всем, что он вместе с Кремнем пойдет на- войну с морскими зверями. Старые женщины многозначительно переглянулись, а мать Льока с громким плачем убежала в лес. Льок понял, что старухи что-то знают. Как ревниво ни хранили мужчины тайну стародавнего обычая, но что можно утаить от женщин? Эта тайна, когда-то и у кого-то вырванная, передавалась в женской среде из поколения в поколение. Льок догадался по повеселевшим лицам колдуний и в особенности по отчаянию матери, что ему грозит какая-то опасность. Но в чем дело, он так и не мог узнать. Даже родная мать на его тревожные вопросы лишь глухо прошептала:

— Племя не хочет, чтобы ты знал заранее…

Льоку оставалось вернуться на островок, чтобы выполнить приказ вождя. С незапамятных времен в Сорокскую бухту весной заходили большие стаи сига и семги, привлеченные в устье реки Выг шедшими с Ледовитого моря громадными стадами сельди. Длинными широкими полосами двигалась сельдь из моря, обтачиваемая со всех сторон хищниками: кроме моржа с тюленем, в сельдяное стадо врезывались киты и белуги, не говоря о других более мелких рыбах. Сельдь, не вынося пресной воды, не подходила близко к устью, зато сиг и семга шли по реке к ее верховьям метать икру.

Некоторые топографические особенности сделали островок у порога Шойрукши священным. Рыба, входя в устье Быга (рис. 8), отодвигалась первым порогом Золотцем к правому берегу и, поднимаясь выше, заходила в «карман», образуемый почти сплошным кольцом островков (рис. 9). Стаи рыбы, подталкиваемые идущими сзади новыми массами, скапливались перед священной скалой, находящейся у самого порога Шойрукши, преодолеть который могли лишь самые крупные рыбы. В этом-то «кармане» перед священным островком и происходил массовый улов рыбы.

Через несколько дней после колдовства у священной скалы заплескались первые серебристые рыбины. Выполняя свою обычную обязанность, дежурившие на берегу подростки помчались в соседние стойбища, извещая сородичей о приходе рыбы. Вскоре засновали на тесном водном пространстве «кармана» плоты. Люди работали в полном молчании. Громадные рыбины, нагулявшие на сельдях жир, подхватывались крючками из оленьего рога. Налитых молоками или икрой лососей и сигов выкидывали на берег. Женщины и молодежь потрошили рыбу, а затем, нанизав на тонкие жерди, сушили на солнце. Днем и ночью работали люди, отдыхая лишь среди дня часа два-три. За это время некоторые огромные лососи и сиги успевали перепрыгнуть через порог и уплывали в верховья реки, в недосягаемые для людей места. Хотя лишь десятки рыб перебирались через порог, но и этого было достаточно, чтобы обеспечить стойбищам на будущее время новую добычу.

По приказу Кремня, который держал всех охотников в строгом повиновении, Льок должен был целый день трудиться, высекая на скале изображения, сулящие удачу в промысле: гарпун на ремне, пробив моржа, ранит в то же время и белуху (рис. 10). Чтобы добыча не ушла в глубину моря, к верхнему концу гарпунного ремня обыкновенно прикреплялись семь деревянных брусков. Плавая на поверхности, они вытягивали зверя из морской глубины.

Льок перестарался. Он увлекся и высек около этой группы еще нераненого моржа. Пришедший позже Кремень долго ругал его за это. Лишний зверь всегда опасен, нередко он с яростью нападает на тех, кто ранит его товарищей.

Ночь перед отправкой на морской промысел по обыкновению прошла в колдовстве. Напевы колдуний, обещавшие победу, внушали мужчинам уверенность в успехе. Нервы были взвинчены бессонницей и колдовством. В таком настроении даже побоище со зверями не казалось страшным.

Утром мужчины выкупались в реке и голыми пошли в лес. Там, в потайном месте хранились их охотничьи священные одежды, до которых не дотрагивалась ни одна женская рука. Льоку как непосвященному велели дожидаться остальных на опушке у большого камня.

Вскоре мужчины вышли из леса в одежде из тюленьей шкуры. Промышленники так разрисовали свои лица, что Льок издали не мог узнать ни одного из них. Он понял причину этой разрисовки. Расписав лица, охотникам уже нечего было бояться, что после удачного промысла духи убитых животных их найдут и отомстят убийцам. От Льока не ускользнула и другая странность: охотники называли друг друга не по именам, а какими-то непонятными кличками. Зверей также они называли как-то чудно. Кремень шопотом объяснил Льоку, что «выпускающим воду» они зовут кита, «усатым стариком» — моржа, «пестрой мышью» — тюленя и наконец «белым червем» — белуху.