Михаил Ляшенко - Из Питера в Питер. Повесть

Утром в лагере появились листовки. Они были написаны большими печатными буквами, не поймешь, кто писал. Но все осторожно посматривали на Ларьку, потому что листовки призывали: «Даешь Питер!», «Даешь домой!», «Ни шагу назад!», «Все на митинг!» Их было не меньше ста штук.

Одновременно стало известно, что колчаковцы бегут, Красная Армия преследует их по пятам.

Еще до митинга произошло несколько коротких, но кровопролитных стычек. Смит доложил Крукам:

- Ручкин, он же Ларька, поколотил Гольцова. Гмыре, иначе Ростику, досталось от Колчина - Аркашки. Дрались Гусинский, Канатьев и еще несколько человек, даже Миша Дудин. Я называю победителей.

Миссис Крук возмущенно воздела руки:

- Боже мой, что это на них нашло?

- Когда стало известно, что теперь отступают белые, а наступают красные, многие чему-то обрадовались… - Смит пожал плечами. - А Гольцов сказал: «Когда это кончится! Неужели они не могут разобраться, кто сильнее, и выпустить нас отсюда?..» На что Ларька выругался, проскрипел: «Там люди жизнь отдают…» и влепил Гольцову оплеуху. Началась потасовка, вернее, избиение, потому что Гольцов, - пренебрежительно заметил Смит, - оказался неспособным к хорошей драке.

- А Миша Дудин?

- То же самое. Кто-то из мальчиков заныл, что потом побегут красные, так и будут бегать до бесконечности… Ну, Миша ему и врезал.

- Как - врезал?

- Ну, кулаком… У него неплохой удар. Противник был выше на голову, но в драке решает злость.

- Откуда у такого Миши злость? - спросил мистер Крук.

- Можно подумать, что они за большевиков! - усмехнулась миссис Крук.

- Надеюсь, все проще, - сказал Смит и положил перед Круками несколько листовок ребят. - Все крайне огорчены, что опять не попадут домой…

Пока Круки, расстроенные, изучали листовки, Смит осторожно спросил:

- Вам еще не удалось заглянуть в моего Киплинга?

Миссис Крук в гневе стукнула кулаком:

- Что вы пристаете с вашим Киплингом!..

Еще взбудораженные недавним бегством, вынужденным возвращением со Смитом, победными схватками в лагере, Ларька, Гусинский, Аркашка, Катя выступали перед сбежавшимися на берег озера сотнями ребят. Они говорили примерно одно и то же:

- Мы были в каких-нибудь тридцати километрах от фронта! Если бы не Смит, может, сейчас ехали бы домой! Мы слышали, как бьют наши пушки! Белые бегут, как зайцы! А нам - куда бежать? Опять в Петропавловск? За семьсот километров? Зачем? Что мы там не видели? Остаемся здесь! Отсюда - ни шагу! Дождемся своих! Всего день ждать! Ну, два, от силы! И мы - со своими. Они пошлют нас домой!.. Неужели опять откатываться в Сибирь, к белякам? Куда эти американцы нас тащат?

Мысль, что их отделяет от возможности попасть домой такое расстояние, которое вообще-то можно свободно за день пройти пешком, что даже и идти не надо, а надо только сидеть здесь, никуда не двигаться, и Красная Армия придет за ними, - была так неожиданна и так понятна, убедительна, что за нее ухватились все. Невыносимо было даже подумать о том, чтобы снова грузиться в опостылевшие теплушки, чтобы ехать дальше от дома! Дальше от дома, хотя до него можно было ну прямо дотянуться рукой…

И они исступленно, во весь голос, повторяли то, что кричали им Ларька, Аркашка и другие:

- Ни шагу назад! Мы остаемся!

Перед ними появлялись преподаватели, каждый старался отыскать и как-то уговорить свой класс. Но никому из них не давали и рта раскрыть. Раскачиваясь, глядя мимо, орали одно:

- Мы остаемся! Никуда не поедем!

Вышли Круки, сначала великолепный, снисходительный, несколько удивленный Джеральд. Кто-то свистнул, и мгновенно засвистели все, даже девчонки, за которыми никто и не подозревал таких талантов. Под этот яростный свист Джеральд улыбался до милых ямочек на тяжелых щеках, благодарно прижимал к широкой груди ладони, даже раскланивался… Только потом ребята узнали, что свист у американцев обозначает одобрение, а вовсе не «долой!», как у русских. Впрочем, и Джеральду не дали говорить, и он, обиженный, отступил. Вскочила разгневанная миссис Крук. Хотя из-за дикого гвалта не слышно было, что она там говорит, все равно миссис Крук не отступила и произнесла, наверно, очень грозную речь. Почти все время она не сводила негодующих глаз с Кати. Надеялась, конечно, на ее поддержку. Но Катя, не опуская потемневших глаз, дирижировала хором, который вопил: «Домой! Ни шагу назад!» - и сама с вызовом кричала…

Даже Николаю Ивановичу не позволили говорить. Ему закричали:

- Николай Иванович, домой! Вы с нами! Ни шагу назад!

И он промолчал.

Но тут раздался выстрел. За ним другой, как щелчок бича. Стрелял Смит… Надо сказать, что выстрелил он вовремя. Все на мгновение притихли. И услышали гиканье, мат, глухой топот десятков копыт…

Почти весь июнь солнце светило и жгло так, что высушило последние лужи в лесных оврагах, и, словно спасаясь от жары, у сосен вылезли на поверхность змеиные кольца корней. С холма, от этих могучих янтарных сосен, державших на зеленых шапках синее небо, накатывались на дремлющее озеро храпящие, в пене и мыле, лошади, и на них злые, пропотевшие, со стеклянными, невидящими глазами всадники…

Когда они врезались в толпу ребят, Катя и Володя одновременно узнали одного из всадников. Это был Фома Кузьмич, их хозяин, деревенский трактирщик. Он не смотрел на ребят, да, похоже, не узнал бы сейчас даже родной трактир. Глаза у него выкатились, плечи ходили ходуном, будто все время дрожали, а он пытался унять дрожь и не мог. И другие выглядели не лучше.

У них были воспаленные и до предела ожесточенные лица. Они скакали, не разбирая дороги, летели, как палые листья, сбитые бурей, и так же безумно врезались в собравшихся на берегу ребят… Кто-то успел вывернуться, кого-то огрели нагайкой, двух девочек потоптали лошади…

Николай Иванович кинулся было что-то сделать, кого-то спасти. Его без смысла, в истерике, секанули шашкой… Даже американцы смотрели на всадников с испугом, не понимая, воинская это часть или банда. Только Смит не потерял присутствия духа.

Неведомо когда очутившись на лошади, он скакал рядом с офицером и что-то ему объяснял. Постепенно сумасшедший бег отряда замедлился… Потом узнали, что этот отряд, посланный в Златоуст, куда приближались красные, был до паники напуган выстрелами. Смит сказал, что стрелял он, обучая своих скаутов, что здесь колония американского Красного Креста…

Отряд остановился. Ни офицера, ни казаков нимало не беспокоили зарубленный Николай Иванович, несколько покалеченных детей…

- Как же, наслышаны, - сквозь зубы цедил сотник. - Мечтали наши казаки понаведаться сюда… Красных гаденышей выкармливаете, господа американские союзники? Порубать всех под самый корень!