Джеральд Даррелл - Птицы, звери и моя семья

– На заднее сиденье, – склабился Спиро. – Господь мой свидетель, мистер Лесли, я такое уже проделывать.

– Ну, Спиро, если вы так уверены. – В голосе Лесли звучали нотки сомнения. – Нам только сломанных ног не хватало.

Тут он заметил, что я откровенно подслушиваю, и с раздражением спросил, какого черта я сую нос в чужие разговоры. Не лучше ли мне пойти и сигануть с ближайшей скалы? Поняв, что на дружелюбие домашних сегодня рассчитывать не приходится, я увлек Роджера в оливковую рощу, где мы с ним до вечера безуспешно пытались поймать зеленых ящериц.

Вечером, стоило мне только юркнуть в постель и погасить свет, как из оливковой рощи донеслось буйное пение, сопровождаемое взрывами смеха. Когда весь этот шум приблизился, я различил голоса Лесли и Ларри, а также Спиро, и каждый, похоже, тянул свою песню. Видимо, они где-то хорошо отметили. Из шарканья тапочек в коридоре и негодующего перешептывания я заключил, что Марго и мать сделали такой же вывод.

Эта троица вломилась в дом, истерически гогоча над какой-то шуткой Ларри, а женщины принялись их яростно зашикивать.

– Тише вы! – сказала мать. – Джерри разбудите. Что вы пили?

– Вино, – с достоинством ответил Ларри. И при этом икнул.

– Вино, – подтвердил Лесли. – А еще мы танцевали, и Спиро танцевал, и я танцевал, и Ларри танцевал. Сначала Спиро танцевал, потом Ларри танцевал, потом я танцевал…

– Идите-ка вы спать, – предложила она.

– Потом Спиро опять танцевал, и Ларри танцевал…

– Ну все, дорогой, хватит, – сказала мать. – Ради бога, ложитесь уже в постель. Спиро, зачем вы им позволили столько пить?

– Спиро танцевал, – на всякий случай уточнил Лесли.

– Я его уложу, – сказал Ларри. – Я единственный трезвый человек из всей компании.

Раздались шаги – это братья в обнимку затопали по коридору.

– Я сейчас с тобой танцую, – объявил Лесли, и вот уже Ларри утащил его в спальню.

– Вы меня простить, миссис Даррелл. – Спиро от вина несколько охрип. – Я их остановить, но не могу.

– А вы его достали? – спросила Марго.

– Да, мисс. Вы не беспокойся. Он сейчас у Костаса.

Через какое-то время Спиро ушел, и женщины отправились спать. Для меня финал был таким же загадочным, как весь этот непонятный день. Я лежал в темноте, гадая, что за подарки ждут меня завтра, и незаметно провалился в сон.

Утром, проснувшись, я не сразу сообразил, чем нынешний день примечателен, но потом вспомнил. Мой день рождения. Я лежал, ощущая себя пупом земли: все будут дарить мне подарки и вынужденно выполнять мои разумные пожелания. Я уже собирался встать с кровати и пойти смотреть презенты, когда из прихожей донеслась какая-то непонятная возня.

– Держи его за голову. За голову, говорю, держи! – воскликнул Лесли.

– Осторожнее! Гирлянды! – взвыла Марго.

– Да черт с ними, с гирляндами. Голову держи! – гнул свое Лесли.

– Дорогие, не ссорьтесь, – вмешалась мать.

– Господи, – с отвращением сказал Ларри. – Весь пол в какашках.

Эта загадочная перебранка сопровождалась странным цоканьем, как если бы кто-то постукивал по плитняку шариком для пинг-понга. Что, черт возьми, там происходит? В такое время все обычно валяются, полусонные, с затуманенными глазами, в постели и нашаривают на тумбочке чашку с утренним чаем. Я сел на кровати и уже собирался спуститься в прихожую, чтобы принять участие в общем веселье, но тут дверь в мою спальню распахнулась, и я увидел ослика, украшенного цветными бумажными фестонами, рождественскими гирляндами и тремя огромными перьями, аккуратно закрепленными между длинных ушей. Он галопом процокал в комнату, а Лесли, решительно державший его за хвост, выкрикивал:

– Вперед, сукин сын!

– Дорогой, следи за своей речью, – попросила мать, стоя в дверях и заливаясь краской.

– Осторожней с гирляндами! – вскрикнула Марго.

– Чем скорее это животное уберется отсюда, тем будет лучше, – сказал Ларри. – Он уже нагадил в прихожей.

– Ты сам его напугал, – попеняла ему Марго.

– Ничего подобного, – возмутился Ларри. – Я его просто подтолкнул.

Ослик резко затормозил перед моей кроватью и поглядел на меня своими карими глазищами. Словно не веря увиденному, он встряхнулся с такой силой, что вылетели все перья, закрепленные у него между ушей, и проворно лягнул Лесли.

– Блин! – Тот с криком поскакал на одной левой. – Этот ишак сломал мне ногу!

– Дорогой, не надо так ругаться в присутствии Джерри, – попросила его мать.

– Надо поскорей увести его отсюда, пока наш дом не превратился в одну большую навозную кучу, – сказал Ларри.

– Испортил все мои украшения, – сокрушалась Марго. – А я так старалась!

Но меньше всего в эту минуту я думал о семье. Ослик подошел еще ближе к кровати, посмотрел на меня вопросительно и, словно хмыкнув горлом, ткнулся в мои протянутые ладони серой мордой, гладкой, как кокон шелкопряда, или новорожденный щенок, или морской голыш, или бархатистая древесная лягушка – выбирайте по вкусу. Лесли стянул брюки и внимательно изучал синяк на голени, безостановочно чертыхаясь.

– Дорогой, он тебе нравится? – спросила меня мать.

Нравится? Я потерял дар речи.

Ослица была насыщенного коричневого цвета, почти сливового, с огромными ушами, похожими на две лилии, белыми носочками над полированными копытцами, ладно скроенными, как башмаки чечеточника. На спине у нее красовался большой черный крест, с гордостью напоминавший о том, что верхом на ее прародительнице Христос въехал в Иерусалим (и с тех пор ее поносят, как ни одно другое домашнее животное), а неподражаемые сияющие глаза были обведены аккуратными белыми кружками, говорившими об ее происхождении из деревни Гастури.

– Помнишь ослика Катерины, который тебе так нравился? – обратилась ко мне Марго. – Это ее детеныш.

Что только возвысило ее в моих глазах. Ослица, словно сбежавшая из цирка, задумчиво жевала какую-то серебряную канитель, пока я быстро одевался. И где я буду ее держать, слегка запыхавшись, спросил я у матери. Не в доме же, после слов Ларри, что при желании она скоро сможет выращивать картофель в прихожей.

– Так ведь это для нее Костас построил жилье, – был мне ответ.

Полный восторг! До чего же у меня все-таки благородное, доброе и великодушное семейство! Как ловко держали они от меня в тайне этот сюрприз! Сколько усилий потратили на то, чтобы так разодеть ослицу! Неспешно и бережно, словно хрупкий фарфор, я доставил ослицу в сад, а затем в оливковую рощу и, открыв дверь бамбуковой хижины, ввел ее внутрь. Я подумал, что зря я сначала не проверил размеры жилища, так как строитель из Костаса был никудышный. Но хижина оказалась замечательной. Для ослицы в самый раз. Потом я ее оттуда вывел и привязал к оливе на длинной веревке. В течение, наверно, получаса я, словно в трансе, восхищался ею под разными углами, пока она мирно паслась. В конце концов мать позвала меня завтракать, и я удовлетворенно выдохнул. Я решил, что безусловно, независимо от моего личного мнения, мне досталась главная красотка острова Корфу. Уж не знаю, по какой причине, но я ее назвал Салли. Я чмокнул ее в шелковистую мордочку и отправился в дом.