Гордон Джайлс - На суше и на море 1962

Вырос и изменился ныне и Барисахо — культурный центр Хевсуретии, который до войны был маленьким поселком. Теперь там заканчивают строительство нового здания большой школы-десятилетки с интернатом. Триста хевсурских детей будут учиться и жить там, готовясь пополнить ряды хевсурской интеллигенции.

Когда мы пришли в Барисахо, кончились летние каникулы, и, торопясь закончить здание школы-интерната к учебному году, на стройке вместе с рабочими-строителями работали энтузиасты — учителя школы и ученики, вернувшиеся в Барисахо из родных селений к началу занятий. А вечером, после трудового дня на стройке, школьники Барисахо пригласили нас в клуб и показали лучший номер своей самодеятельности — хевсурский танец с шашками — «парикаоба» — в национальных костюмах.

Проведя несколько дней в Барисахо, отдохнув после похода и осмотрев новостройки, гидроэлектростанцию, питомник сосен и ферму, где нам показали электрострижку целой отары овец, мы выехали в Тбилиси, куда теперь каждое утро ходит из Барисахо автобус.

Много раз за недавние годы, возвращаясь после горных путешествий по Кавказу, бывали мы в Тбилиси, но в этом году хотелось побывать в окрестностях города, в долине Самгори — на недавней «грузинской целине», куда переселились десятки хевсурских семей из различных горных селений Страны Ущелий.

До одного из лучших и самых знаменитых новых колхозов Самгорской долины, носящего название «Гамарджвеба», что значит «Победа», от центра Тбилиси всего лишь двадцать семь километров. С одной из площадей города туда регулярно ходят автобусы. На одном из них отправились в «Гамарджвебу» и мы.

Выехав из Тбилиси, мы скоро свернули на Кахетинское шоссе. Едва скрылся из виду город, как нас со всех сторон окружила степь, еще совсем недавно бывшая голой и бесплодной. Раньше только пологие холмы, поросшие высохшей под жгучим солнцем травой, кое-где оживляли ландшафт полупустыни. На этих холмах жители окрестных селений пасли овец. В степи не было воды, знойные ветры веяли над безжизненной землей, на которой не росло ни одного дерева.

И вот в 1953 году советские люди взялись за покорение Самгорской целины. По густой сети новых каналов в степь хлынули зеленые воды реки Иори, давшие жизнь древесным насаждениям и распаханным просторам полей. Из малоземельных горных районов Грузии переселились сюда земледельцы-карталинцы, имеретины, лачипцы, кахетипцы и вместе с ними люди Страпы Ущелий — хевсуры.

Для переселенцев были построены современные поселки, им была выдана государственная ссуда на обзаведение хозяйством. Они работали не покладая рук, и в течение нескольких лет плодородные, но бывшие прежде засушливыми земли преобразились. На полях, очищенных от гальки, нанесенной весенними потоками, зазеленели поля, появились виноградники, раскинулись огороды и фруктовые сады.

Узнав, что мы прибыли в «Гамарджвебу» прямо с гор, из Хевсуретии, секретарь правления колхоза повел нас в ближайшие дома колхозников хевсуров, недавно переселившихся из Лебайскари и Шатили.

Хозяева встретили нас с неизменным радушием горцев. Их внешний вид, современная одежда и обстановка, в которой они жили, ничем уже не напоминали прежних хевсуров — обитателей древних родовых замков. Только одна и та же фамилия — Чинчираули, которую носил один из хевсурских родов, — сохранилась в семьях колхозников Ираклия и Беципики Чинчираули. Один из них был бригадиром полеводческой бригады, другой — трактористом. С гордостью показала нам жена одного из них — Дзило — свой уютный домик с верандой, современной мебелью, коврами и радиоприемником. Вторую хозяйку — Бубу — мы застали за домашней работой. Держа в руке электроутюг, она гладила форменное платье дочери школьницы к началу учебного года.

Мы, конечно, не стали ей мешать, тем более, что тут же нами завладели дети обеих семей Чинчираули — девятиклассник Леван и девочки Лейла, Мзекала и Этери. Они провели гостей по своим огородам и садикам с цветами и фруктовыми деревьями. Но что значили в их глазах персики, сливы, помидоры, лук и капуста по сравнению с тем, что росло на самых заманчивых угодьях колхоза, где у детей были свои школьные опытные участки винограда сорта ркацители. Не показать их нам они никак не могли! И все вместе мы отправились на виноградники собирать прозрачные, налитые солнечным соком ягоды, еще так недавно совсем неизвестные детям суровой Страны Ущелий…

Очерк

Фотографии автора

КОГДА говоришь с кем-нибудь о путешествиях по Заполярью, от тебя ждут или рассказов о промышленных гигантах, выросших на Севере за годы Советской власти, или увлекательного повествования о необычайных приключениях, о встречах с непохожими на жителей средней полосы людьми, о схватках с дикими зверями. Многое можно увидеть на Крайнем Севере. Есть там и рудники, и шахты, и большие заводы, и города, выросшие в пустынной тундре за последние двадцать-тридцать лет; случаются с людьми на Севере и необычайные приключения, можно встретить там и диких зверей, и старого шамана, и охотников, будто бы сошедших со страниц журнала «Мир приключений».

Но не о них поведу я рассказ, не о промышленных стройках и не о приключениях, а о том будничном, но от этого не менее манящем и увлекательном Севере, который видел я сам, когда бывал в экспедициях на Таймыре. Почти все знают о гордости Таймыра — Норильске, о его прямых улицах и домах со всеми удобствами, о его промышленных предприятиях, о самой северной в мире железной дороге Дудинка — Норильск.

Я не хочу обижать норильчан, они по праву любят Норильск и гордятся им, но ведь он только пятнышко на карте огромного полуострова Таймыр.

А мне хотелось бы рассказать о сельском Таймыре, о Таймыре бескрайних тундр и темных лиственничных лесов, самых северных лесов на Земле, о колхозных поселках, разбросанных на сотни километров один от другого, о мужественных людях, приехавших с разных концов страны, чтобы помочь народам Таймыра — нганасанам, энцам, долганам, эвенкам — совершить гигантский скачок от родового строя вчера в коммунистическое завтра, рассказать о самих этих народах, словом, обо всем, что я видел в этих пока еще довольно редко посещаемых приезжими местах.

Впервые я попал на Таймыр в 1957 году. Но, впрочем, буду рассказывать по порядку. Я работаю в секторе Америки Института этнографии. Занимаюсь индейцами Амазонки. Когда я кому-нибудь объясняю, в чем заключается моя работа, я всегда говорю так: «Вы смотрели фильм «Охотники за каучуком»? Помните индейцев с луками и стрелами, скрывающихся в прибрежной чаще и подстерегающих лодки с белыми путешественниками? Вот изучением этих-то индейцев я и занимаюсь. Изучая их, легче попять историю и жизнь наших далеких предков — людей каменного века. И интересное это дело — заниматься индейцами и не такое уж далекое от нашей сегодняшней жизни, как может показаться на первый взгляд. Знание социального устройства и религии индейцев помогает спорить с теми зарубежными учеными, кто пытается доказать, что и частная собственность, и вера в единого бога присущи природе человека, что они вечная и незыблемая основа его существования. Значит, заниматься американскими индейцами не только интересно, но и полезно. Я хорошо все это знаю, а Север почему-то тянет к себе. В его суровом безмолвии, в его заснеженных просторах мне всегда виделось больше романтики, чем в буйной пышности амазонских лесов, в их пряной экзотике.