Норман Льюис - Зримая тьма

— Я поеду и побуду там, — продолжала Элен, — пока все не успокоится или пока я окончательно не поправлюсь. Возможно, через некоторое время мне станет лучше, и тогда я вернусь. В Бужи я найду себе какое-нибудь занятие. Видимо, там, как и везде, не хватает физиотерапевтов.

Внезапно она перестала нервничать и показалась мне прежней — собранной и спокойной. Прежде чем принять решение, она словно бы прошла через тяжкое испытание, и теперь жизнь с новой силой загорелась в ней — не только в ее жестах и голосе, но и в ее коже» в ее волосах, в ее изумительных серых глазах. Впервые за эту встречу она улыбнулась. У нее была очаровательная улыбка — самое чудесное, чем она обладала, — и я снова почувствовал острую боль.

— Ты ведь навестишь меня в Бужи, правда? — спросила она.

— С удовольствием. Но сейчас, после того как ударил нефтяной фонтан и когда есть всякие другие дела, а в лагере создалась такая напряженная обстановка, я просто не знаю, удастся ли мне вырваться хоть на несколько дней.

И снова мне показалось, что я сказал именно то, чего она ждала.

— Ну, ты ведь будешь писать мне? Правда? Ты найдешь время, чтобы написать мне?

— Конечно. Я буду писать.

— И почаще, не отделывайся одним жалким письмом в неделю.

Я кивнул, наблюдая, как продолжается в ней процесс трансформации, как возвращается кровь к ее губам и щекам, как все больше охватывает ее какая-то веселость, хотя она и пытается сдержаться.

— И я, как обычно, должен писать до востребования? — поинтересовался я.

— Нет, нет. Пиши в адрес моих родственников. я дам его тебе перед твоим уходом.

Я пробыл у Элен еще около часа и, уходя» чувствовал горечь какой-то утраты и пустоту и то, что я сразу состарился за этот день. Как бы между прочим, мимоходом, Элен дала мне понять, что сегодня я не должен прикасаться к ней, поскольку она не совсем здорова.

Только вернувшись домой, я вспомнил, что она так и не дала мне свой адрес в Бужи.

Я тоже почему-то забыл сказать ей, что через месяц уеду. И тем не менее эта забывчивость доставила мне необъяснимое удовлетворение.

Я провел беспокойную ночь.

На следующий день я поднялся на рассвете, выждал некоторое время и позвонил Джи Джи, попросив отпустить меня на утро.

— Хочу отвезти на вездеходе одного знакомого в Либревиль, — объяснил я.

— Пожалуйста, Стив. Постарайтесь только избегать неприятностей. Говорят, вчера на дороге обстреляли машину.

— На этот раз я поеду вместе с колонной машин.

— В таком случае, все в порядке. Надеюсь, вы сумеете вернуться часам к двум?

— Я вернусь к двенадцати.

— Вот и хорошо. Это меня вполне устраивает. Мы договорились с Латуром встретиться в половине третьего, и мне потребуется ваша помощь. Дело в том, что я основательно забыл французский язык. Кстати, вам придется выступать в роли ведающего кадрами. Так будет солиднее. Значит, вы уверены, что вернетесь к двум?

— Безусловно.

— Превосходно… Да, Стив, чуть не упустил: как пострадавший?

— Неплохо. Мэрфи утверждает, что через неделю он сможет приступить к работе.

— Замечательно, прямо-таки замечательно. Ну что же, пока! Будьте умненьким!

На этот раз я ехал к Элен в более приподнятом настроении, чему способствовало принятое мной решение. Это вовсе не доказывает мою слабость, твердил я себе. Вчера вечером я зашел слишком далеко в своей решимости казаться непреклонным и сегодня просто обязан проявить некоторое внимание, загладить излишнюю сухость.

Стояло чудесное утро. Теперь я понял, какими благодатными оказались прошедшие дожди. В прозрачном воздухе все вокруг выглядело особенно красивым. Казалось, за каждым деревом установлена сильная лампа, и в ее свете зелень излучает сияние, воздух напоен ароматом цветущих апельсиновых деревьев. Под лучами солнца Эль-Милия на склоне холма будто высечена из белого камня. В небе над городом парят аисты. Сотни птиц медленно кружатся на разной высоте, и самые верхние похожи на хлопья золы, носящиеся в воздухе над лесным пожаром. В арабском квартале города над каждым домом высится гнездо аиста. Поднимаясь на холм и любуясь прекрасными видами, которые открывались на каждом повороте, я мысленно прикидывал, сумею ли выкроить время, чтобы приехать сюда с мольбертом и красками.

После звонка мне пришлось довольно долго ждать появления горничной. Слегка наклонив голову, она искоса взглянула на меня из-под ресниц и нагло улыбнулась. Я знал, что она меня ненавидит.

— Мадам уехала с полчаса назад, — сообщила горничная.

Мне потребовалось не больше двух минут, чтобы добраться до того места, где обычно собираются пассажиры, но еще метров за сто, с чувством острого разочарования, я увидел, что автобус для гражданских лиц пуст. Я подъехал в тот момент, когда шофер уже забрался на свое сиденье и заводил мотор.

— Вы когда отправляетесь? — крикнул я.

— Сейчас, — ответил водитель. — Сию минуту. Нет смысла ждать, никаких пассажиров нет и не будет.

В голове колонны стоял бронеавтомобиль, за ним гражданский автобус, потом две частные машины «ситроен», а в самом конце — джип с шофером и тремя солдатами конвоя, вооруженными автоматами. Я вышел из вездехода и подошел к «ситроенам»: в автомобилях никого не было, кроме водителей — похожих друг на друга, явно обеспокоенных евреев-торговцев; я сразу узнал их, они почти ежедневно ездили в Либревиль. Жизнь этих людей была наполнена страхом и погоней за наживой.

Из бронеавтомобиля на дорогу выбрался офицер; он повернулся к нам и поднес ко рту свисток. Миновав его, я подошел к открытой дверце броневика и заглянул внутрь.

— Вы что-нибудь ищете? — сердито посмотрев на меня, спросил офицер, когда я уже собирался отойти.

Я отрицательно покачал головой

Из будки, где помещался контрольно-пропускной пункт, вышел солдат. Он поднял деревянный шлагбаум, и колонна тронулась в путь. Я последовал за солдатом в будку. Навстречу мне поднялся сержант — он что-то писал в книге, похожей на регистрационный журнал. Отвечал он коротко и сухо.

— Да, месье, гражданская машина без конвоя проследовала в Либревиль, — сержант заглянул в книгу, — в семь часов тридцать девять минут. Машина номер три джей тысяча три, — прочитал он вслух. — Шофер — Мишель Висент. Вам нужен его адрес, месье?

— Нет, адрес меня не интересует.

— В машине было еще одно гражданское лицо. Фамилии пассажиров мы в регистрационный журнал не заносим.

— Это была дама?

— Кажется. Что еще вам угодно?

— Ничего. Большое спасибо.

Времени у меня оставалось много, в лагерь я не спешил. «В конце концов, все это мне безразлично, — повторял я себе, — безразлично, абсолютно безразлично».

Однако за какой-нибудь час окружающая природа потеряла для меня всю свою прелесть.