Александр Лаврик - В долине белых черемух

Впервые за все время, только вот здесь, в диком ущелье, чувство вины перед Асей неприятно кольнуло Вадима. Но он тут же заглушил его, оправдывая себя тем, что и ему тогда опьянила кровь, вскружила голову белая черемуха…

Кыллахов, сняв шапку и заложив руки за спину, бродил, не поднимая седой головы, по черемуховой роще. Он даже не замечал, как Кирька снимал его на кинопленку.

- Что ты делаешь?! - заорал Вадим на паренька. Но он спохватился слишком поздно: пленка была целиком отснята. Вадим с яростью накинулся на Кирьку:

- Кретин! Думаешь, Ксенофонту нужны эти белые черемуховые веники?

Старик повернул удивленное лицо, в его узеньких глазах сверкнули молнии, но тут же угасли.

- Я, Однако, не просил Кирилла снимать,- сказал тихо Кыллахов, обиженный до глубины души.

Откуда Вадиму знать, что у человека с глубокими морщинами и седой, почти белой головой в эти минуты сладко сжималось сердце, как и в ту давнюю весну полвека назад, когда он, юный и робкий, повторял бесконечно дорогое имя, имя черноглазой Дайыс-Дарьюшки. Слова Вадима больнее стрелы ранили старика. Он сердито сплюнул и направился к лодке, бормоча по-якутски что-то в адрес Орлецкого.

Отобрав у Кирьки аппарат, Вадим подошел к Зое и недовольно сказал:

- Заставь дурака богу молиться, лоб расшибет…

Сжав кулак и пронзив Орлецкого косым взглядом, Кирька было собрался достойно ответить обидчику, но, тряхнув головой, круто повернул вслед за стариком.

- Пойдем побродим,- предложил Вадим Зое и закинул кинокамеру за спину. Зоя с усмешкой кивнула в сторону ручья. Там, с трудом держась на краю крутого берега, стояла Наташа и вглядывалась под белый свод черемушника.

- Рисуется!-произнес Орлецкий, подняв правую бровь и глядя через прищур редких золотистых ресниц.

- И тебя не трогает черемуха?- как-то обрадованно спросила Зоя.

- Нисколько. Все это сентименты.

- Значит, и ты урод? - сказала Зоя и пошла к лодке.

Вадим проводил Зою ошеломленным взглядом. «Что она сказала? Ну, уж это слишком!»

Отужинали рано, еще до заката солнца. Наташа уселась разбирать коллекцию, рисовать образцы. Сергей подсел к ней, чем очень обрадовал Наташу. Старик надел полудошку, перезарядил берданку, позвал пса и уехал в распадок. Кирька презрительно взглянул в сторону прогуливающихся по берегу Вадима и Зои, вооружился малопулькой, перекинул через плечо балалайку на веревочке и повел Арфу на пастбище.

Вернулась Зоя. Наташе совсем не нужно было, чтобы она так быстро возвращалась. А Зоя подошла к Сергею и мягко положила руку на его плечо. Он поднял глаза. Зоя взглядом позвала его: «Пошли».

Прислонясь к плечу Сергея, она прошла мимо Вадима, не удостоив его взглядом.

- Мы что, без Вадьки пойдем?-удивился Сергей. Он к таким прогулкам даже не привык. На прииске они бродили только втроем. Другие уверяют, что если любишь, обязательно ревнуешь. Сергею же не бередила душу ревность. Он неколебимо верил Зое. Часто отпускал ее и Вадима вдвоем на танцы. Или, приходя на танцплощадку, просиживал весь вечер на скамейке, не без гордости наблюдая, как вокруг Зои увиваются парни. Ну что же, пусть и другие радуются, глядя на ее красоту, а не только он!

Сергей невольно оглянулся. Хотя Орлецкий стоял и гордой позе, Сергею почему-то стало жалко друга, и он просительно обратился к Зое:

- Давай позовем Вадима.

- Никто мне не нужен, кроме тебя,- ответила Зоя дрогнувшим голосом, и сердце у Сергея тоже дрогнуло и забилось часто-часто. Пожалуй, никогда еще она не говорила с ним так.

Они медленно пошли к черемуховому распадку. Очутившись среди белеющих зарослей, Зоя ускорила шаг. Они поднимались по крутому склону и наконец оказались на маленькой площадке. До них донесся голос Вадима. Сергей чуть не позвал: «Иди сюда!» Но Зоя прикрыла ему рот ладонью, а потом припала губами. Сергей забыл обо всем на свете. Он прижал ее к груди и целовал жадно, ненасытно.

- Давай поднимемся на ту скалу,- тихо сказала Зоя.- Я хочу туда…

Сергей поднял Зою и на вытянутых руках понес в гору. Под ногами осыпались камни, кусты загораживали дорогу, но он шел и шел, не чувствуя усталости, пока не ступил на укромную площадку под оранжевой скалой. Огромный куст белой черемухи заполнял собой чуть не половину площадки.

- Сережа, родной, какой ты сильный,- прошептала Зоя и, обхватив его руками за шею, припала всем телом…

…Как только не обзывал себя Орлецкий. Дубиной, ослом, кретином. Он метался на опушке рябиновых зарослей, сгорая от ревности и от злости на себя. Сколько раз бывала в его квартире Зоя. Они пили коньяк, до полночи танцевали вдвоем под магнитофонные записи. Даже целовались,) и Зоя порой, казалось, готова была на все… Теперь бы она не брыкалась. Так он, видите ли, берег дружбу с Сергеем… Идиот! Идеалист паршивый!

Вадим звал попеременно то Зою, то Сергея, обращаясь то в один угол зарослей, то в другой.

- Ой-я,- отвечали эхом кусты, росшие вдоль русла ключа.

- Эй, эй! - откликались склоны, когда он звал Сергея.

Ломиться через заросли Вадим не стал, это было бы уж совсем глупо. Но и мириться со своим поражением ему не хотелось. Он подобрал игривый мотивчик и звонко насвистывая, беспечной походкой направился к костру. В доказательство своего веселого настроения Вадим кидал камешки, делая на воде «блины», и снова насвистывал. Он решил пригласить Наташу и бродить с ней до утра. Он будет бесконечно внимательным, его аккордеон не умолкнет. Утром он всем своим видом покажет, что счастлив, что унизить его невозможно. Видел он таких красавиц, как Зоя. Отныне она для него навсегда чужая. Он ее ненавидит. Ее огромные синие глаза, ее пушистые русые волосы - все ненавистно!..

Перед входом в небольшую пещеру жарко полыхал костер из сухих смолистых стланиковых кореньев. Горбатая старуха, пьяненькая и усталая, жарила на костре огромные куски оленины. Едва мясо обгорало сверху, она швыряла кусок сидевшему чуть в стороне Баклану. Тот поднимал его с земли и, не вытирая, рвал белыми сильными зубами. Мясо внутри куска было почти сырое, кровянило, но Баклан жадно чавкал и быстро расправлялся с недожаренным шашлыком.

- Пей-гуляй, Варвара! - рычал он.- Нынче свиньин праздник!

Баклан сидел в черной рубахе с расстегнутым воротом, обнажив сильную волосатую грудь. Рядом стояла двухведерная канистра со спиртом. Расплескивая спирт, он наливал его в кружку и пил неразведенный. Потом, тянулся рукой к уцелевшему в пещере снегу и хрустал льдистые зерна.

- Пришибет тебя Начальник,- гнусавила старуха.- Сам сказывал, не велено трогать спирт. Худо нам достанется.

- Не пугай черта головой совы.

- Однако ты у него батрачишь,- насмешливо прогундосила старуха, щуря свои близорукие глазки.