Норман Льюис - Вулканы над нами

— Проводим вскрытия. Никаких результатов, Буквально не за что ухватиться. Мозг, в среднем, имеет тот же вес, что и у нас. То же сложение. Те же группы крови. Но тогда где же причина? Чего им не хватает? Просто загадка.

— А что говорят ваши психологи?

— Они даже не знают, с чего начать.

— Это меня не очень удивляет.

— Я хочу сделать вам деловое предложение. Мне не раз уже приходило в голову, что вы здесь один из немногих, кто знает, как устроен индеец. Не согласитесь ли вы поработать с нами?

Я отрицательно покачал головой.

— Нам нужно изыскать новый подход, это ясно. — В голосе Элиота снова послышались просительные нотки. — Как я понимаю, у вас будет много свободного времени. Мы готовы предложить вам самые выгодные условия.

— Нет, — сказал я. — Ваше предложение меня не интересует.

В тоне, которым я это сказал, Элиот уловил что-то неладное. Он испытующе оглядел меня.

— Вы, кажется, что-то имеете против меня?

Он хотел уточнить положение.

— Да, — ответил я.

— Быть может, мы объяснимся?

— Только не здесь.

— Жаль. Я уверен, что сразу рассеял бы ваши сомнения.

— Пустячное дело. Пулемет определенной системы.

— Ах, вот что, — сказал Элиот. На мгновение он растерялся, потом взял себя в руки. — Кажется, я понимаю, что встревожило вас. Но вы ошибаетесь.

— Вам придется это доказать.

— Что ж, я докажу. В том случае, конечно, если возникнет необходимость. — Он помолчал, потом улыбнулся, с вызовом, как мне показалось. — Я надеюсь, что такой необходимости не возникнет.

Назавтра с самого утра печальных людей доставили в Гвадалупу. Это походило на военную операцию. Колонна грузовиков из элиотовского городка, грохоча, выехала на дорогу, окружавшую парк Аламеда, куда мы с Гретой пришли смотреть танцы. Чиламов сгрузили прямо на обочину, где они и остались стоять как деревянные: малорослые мужчины, приземистые женщины, дети — все в мешковатой белой одежде. Немного погодя явились капоралес; переходя от одной группы индейцев к другой, они пытались расшевелить их. Капоралес действовали, как погонщики в покорном стаде.

Все они были ладино. Примесь крови белых людей сказывалась в их росте и в экспансивных движениях. На голове у них красовались дорогие широкополые шляпы, на груди у каждого блестела металлическая бляха наподобие звезды, какую носят шерифы. Чиламы были как неживые. Капоралес осторожно брали под руку одного за другим и отводили на новое место; но там чиламы снова застывали в тех же недвижных позах, уставившись в землю, с повисшими, как плети, руками. Я вспомнил зомби из гаитянских поверий: колдуны вдувают в них жизнь, но не дают разума, и они трудятся без мысли и без речи где-то на неведомых плантациях.

Грета, раздираемая сразу множеством желаний, что с ней бывало всегда, когда она чувствовала себя счастливой, непременно хотела поглядеть, как индейцы из племени мамов, специально доставленные из Момостенанго, будут исполнять Танец Конквистадоров. Она знала не хуже меня, что это будет жалкое зрелище. Индейцы танцуют не потому, что любят танцевать, и не для того, чтобы кого-то позабавить. Индейцы танцуют, когда их побуждают к этому изнутри яростные силы, о которых белому человеку не дано даже помыслить. Когда этот внутренний огонь завладевает индейцем, он бросает все дела, чем бы ни был занят, напяливает бессмысленно ухмыляющуюся маску и пляшет часами, пляшет сутками, пока не свалится на землю от усталости и истощения и на его место, оттолкнув его ногой в сторону, не станет следующий танцор.

Искусственно организовать индейский танец еще никогда никому не удавалось. И сейчас танцоры в своих мишурных нарядах, в бархате, блестках и перьях вяло переступали ногами под унылое завывание дудочников. Они замахивались друг на друга жестяными мечами. На розовощеких масках со светлыми бородами застыла злобная усмешка. Туристы шныряли среди танцоров, прилаживаясь так, чтобы заснять их крупным планом. Чиламы из элиотовского городка не проявляли к зрелищу никакого интереса. Поскольку это касалось их, люди, исполнявшие Танец Конквистадоров, могли бы с тем же успехом класть кирпичную стенку.

Полюбовавшись с полчаса на Конквистадор ров, мы решили пойти поглядеть на Танец Змеи.

Тут индейцы в масках, сменяя друг друга, маршировали скользящим шагом с гадюками, у которых, как видно, были вырваны ядовитые зубы. Змея свисала кольцами с руки танцора, не подавая никаких признаков жизни. Очень урезанный Танец Оленя фактически был сведен к хождению вокруг шеста мужчин и женщин, обряженных в звериные шкуры. Исполнителей Танца Змеи и Танца Оленя привезли из Мексики вместе с кустарями-микстеками и верховным жрецом новоучрежденного святилища на вершине Тамансуна. Вскоре нестройные звуки дудок и рожков потонули в громовом голосе громкоговорителей, скрытых в цветущей зелени над головой; перемежая свою речь прибаутками, невидимый оратор стал пояснять нам, что происходит.

Туристы от души наслаждались приготовленными для них развлечениями. Некий доктор Шоу поведал нам, что он прервал на полгода свою врачебную практику, чтобы написать книгу о нравах и обычаях индейцев («…не описательное сочинение, нет, аналитический труд…»).

Он принялся объяснять, какую цель он преследует при фотографировании.

— Моя задача — запечатлеть бессознательные, машинальные движения. Будьте так добры, отвлеките чем-нибудь вон того танцора, чтобы он не глазел прямо в объектив.

Индеец прошел мимо нас скользящим шагом, сжимая между указательным и большим пальцами свисающую запыленную змею. Доктор щелкнул затвором.

— Отлично! Я уже сказал вам, меня интересует микрожест, деталь.

Он вытащил блокнот.

— Танцор со змеей. Одна двухсотая. Диафрагма — восемь. Записывать надо сразу; потом забываешь. Смотрите, вот еще любопытный объект…

Капоралес, встревоженные тем, что чиламы не проявляют ни малейшего интереса к празднеству, стали подгонять их ближе и ближе к танцорам, так что некоторые из них стояли теперь совсем рядом с нами. Индеец, привлекший внимание доктора, уставился на свои босые ноги, по которым ползали муравьи. Он слегка склонил голову набок, как будто специально для того, чтобы ему было удобнее следить за передвижением насекомых.

— Главное, найти правильный ракурс, — сказал доктор Шоу.

Держа аппарат за спиной, доктор задумчиво обходил индейца кругом, потом вдруг подошел к нему вплотную, схватил за подбородок и заглянул прямо в глаза.

— Послушайте, что я вам скажу. — Он оглянулся на нас, и я прочел у него на лице профессиональный интерес. — Индеец болен.

Его нужно лечить.

Он передал мне свой фотоаппарат.

— Классический случай шизофренической кататонии. Смотрите: машинальность движений, полное отсутствие реакций.