Борис Гусев - Имя на камне

Этого человека, Ковригина, нельзя понять. Неужели у него душа не болит. Ведь он предал человека своего, советского человека, не дрожат ли у него руки, когда он проходит с косой мимо могилы? А где Иван Сейц, мы не знаем.

На могиле мы посадили сирень, носим цветы каждый вечер. У нас большая семья, девять детей, самой старшей, Нине, — восемнадцать лет, она работает в совхозе дояркой. Младшей — три года. Мы пасем коров и не можем ничего сделать, ходим только вечером в девять часов. Но мы постараемся купить на могилу железный венок, может быть, и оградим. Пусть проходят поезда, и пусть видят пассажиры, что здесь похоронен герой, что он не забыт, этот смелый и бесстрашный человек, который не побоялся застрелить самого себя, не сдаться в плен. Мы гордимся им!

Что можно добавить к этому письму? Все сказано, и, повторяю, все правда. И больше того. Когда зарывали могилу, женщины плакали, а Ковригин, куражась, ходил с лаптем в руке и орал: «Вечная память».

И вот он, еще крепкий шестидесятилетний мужчина, стоит перед нами и, кося глазами, говорит:

— Ну спел «вечную». Так это я от души…

— За фашистами Сейца тоже от души посылали? — спрашивает Аня Орлова.

Предатель морщится. Что бы он сделал с этой девочкой, комсомолкой, окажись она в его власти в те черные дни. Люди рассказывают, что он был очень жесток, избивал рабочих — они не очень, мол, стараются, работая по принуждению. Оба предателя — Ковригин и Сейц — вскоре после окончания войны за свое предательство были осуждены. Но уже в 1955 году оба вернулись в Чудовский район. Ковригин живет на железной дороге, жена его работает обходчиком. А он на ее иждивении. Держит скот, бранится с соседями из-за покоса и требует себе пенсию. Правда, в пенсии ему отказали — не хватает трудового стажа. Не засчитывают время служения фашистам.

— Несправедливость, — вздыхает он.

Впрочем, он не такой уж наивный, этот Ковригин. Он больше притворяется простачком, так же как и Иван Сейц, которого мы обнаружили в десяти километрах от деревни Коломовки в поселке Красный фарфорист. Сейц собрался на рыбную ловлю. Изрядно выпив, он балагурил во дворе с соседями.

Узнав, по какому делу мы приехали, Сейц как-то плаксиво смешался и поспешно отошел в сторону, чтобы, не дай бог, соседи не услышали. Видно, он очень заботился о своей репутации. Живет он в достатке, в хорошей квартире, работает и ждет пенсии.

— Ну как, вспомнили?

— Да что вспоминать? Давно это было… И сам не помню, как изо рта выскочило: «Партизан». Ну немцы и всполошились. Да ведь я уже понес наказание. Наш советский народный суд воздал мне должное. Все по закону.

— Часы-то где?

— А-а? Ах, часы… Какие часы?

— Те, которые вы с убитого сняли?

— А-а, так-так… Пропали, пропали… Они не ходили у меня, быстро сломались… Но я на Советскую власть обиды никакой не имею. Что заслужил — то получил…

Болтает, болтает, а все понимает и держит ухо востро. Как же все объяснить детям, у которых такие факты не укладываются в уме?

Да, закон есть закон. Но сами-то люди… Впрочем, можно ли называть их так? И этот, и тот, с косой на могиле красного комиссара, со сморщенным от вечной лжи лицом. Неужели за все эти годы в их душах ни разу не проснулся червь сомнения? По земле же ходите, а в ней человек лежит, преданный вами за тридцать сребреников. Говорить и смотреть не хочется.

Но переводишь взгляд, и сразу душа теплеет.

Наташа… Тоненькая девочка с букетом полевых цветов, выросших на древней новгородской земле. И братишка ее, и сестра, и подруга Сима. Они родились после того, как отгремела война.

Но они родились в семье солдата. И как вспыхнули радостью их лица, когда полковник Бобков обнял ребят и подарил им на память фотографию дивизионного комиссара. На нас смотрел человек с лицом, похожим на лицо молодого Гайдара. Ему минуло всего тридцать пять.

Мы подходим к могиле комиссара. Место низкое, густые травы вокруг холмика. А вот и кусты, которые когда-то раздвинулись, и оттуда вышел он, усталый от бесконечных боев.

На могиле дощечка с надписью:

— Чернилами писали, а дождь и попортил, надо бы тушью, — озабоченно сказала Наташа, становясь на колени и кладя на могилу букет полевых цветов.

Наташа, знай — будет памятник над могилою комиссара. И придут к нему воины, чтобы отдать почести человеку, который жил и умер как герой и настоящий коммунист. Но уже и сейчас есть комиссару великий памятник. Это — ты и миллионы твоих братьев и сестер, в сердцах которых горит негасимый огонь любви к социалистической Отчизне. Ты и твои товарищи сделали все, что могли. Вы открыли героя.

Он не мог знать тебя и твоих товарищей. Но он воевал и отдал жизнь за то, чтобы вы — грядущее поколение — были счастливы.

Мы стоим у могилы комиссара. Тишина кругом такая, что слышно, как травинки шуршат под ветром да гудят провода.

Рядом высится насыпь, слышится мерное постукивание… Да, это рельсы. Вдали показался поезд.

— Сумасшедший идет, — улыбнулась Аня.

— Что, что?

— Это мы так экспресс называем. Он 140 километров в час ходит.

Разбив тишину, налетел поезд. Мелькали вагоны и лица. И, глядя на нас, наверное, некоторые пассажиры подумали: что делают здесь эти люди?

Через полминуты поезд уже скрылся вдали. Только рельсы постукивали да продолжали гудеть провода.

…Рассказ о комиссаре Зуеве был опубликован в газете «Известия» 17 июня 1965 года. Тотчас в газету пошли отклики читателей. Уже 7 августа в заметке «Салют комиссару» газета сообщала:

«Прошло немного времени со дня опубликования очерка, а на могиле героя уже побывали тысячи людей. На могиле поставлен временный обелиск, она вся утопает в цветах… Здесь побывали и сослуживцы дивизионного комиссара, в том числе бывший командующий, где И. В. Зуев был членом Военного совета, генерал-лейтенант Н. К. Клыков. Приезжали сюда и сыновья комиссара Зуева — Юрий и Владимир. Сердечной была их встреча с Наташей Орловой, ее сестрами Аней и Ниной, с братом Сережей и Симой Ивановой — с теми, кто помогал открыть имя героя».

26 августа газета поместила обзор писем-откликов на статью. «Я думаю, что следует чем-то отметить этих ребят, которые спустя 23 года разыскали могилу комиссара Зуева», — писала читательница П. Кадыкова. Как бы в ответ на это предложение газета тут же помещает фотографию Наташи Орловой и ее друзей на фоне Кремлевских стен. ЦК ВЛКСМ и редакция «Известий» пригласили их в Москву. Они были награждены грамотами, подарками.

«Ребята знакомятся с Москвой, — сообщала газета. — Неожиданно оказалось, что 26 августа у Наташи день рождения. Ей минуло 15 лет».