Виктор Делль - Право на жизнь

Жестоко убивать себя самому, нелогично такое поведение человека, люди созданы для жизни, но и выбора не было. Известно, что делают немцы с пленными разведчиками. Пытки, истязания. В конце концов — смерть. Другого не дано. И это хорошо, если останется сил подорвать себя. В плен попадали, вот что плохо. Принимали муки. Лучше, конечно, подобной участи избежать. Лучше в бою. Себя подорвать, врагов зацепить. Отомстить за товарищей, за землю свою.

Есть такое слово: надо. На войне оно особым смыслом наполнено. Прожорливое слово. Ради того, что стоит за ним, заплачено, платится многими жизнями. Надо — Женя Симагин вызвался прикрывать отход группы. Потом Саша Веденеев. Надо — пошел на смерть Денис Рябов. Оставшиеся в живых тоже выполнят свой долг до конца. В этом Речкин не сомневался. Он был уверен в подчиненных, как в самом себе.

Ахметов наконец выбрался на островок. Тоже мокрый. Темное от загара лицо потемнело еще больше от долгого лазания по камышам, от болотной жижи. Черные глаза ввалились. Устал, но вида не подает. Воду из сапог не слил, стал докладывать.

Немцы сосредоточились в лесу на окраине болота. Слышал шум моторов, но что там, сказать не может. Возможно, артиллерию подтаскивают. Может быть, лодки привезли. К немцам полицаи на подмогу прибыли. Со своим начальником, по всей видимости, остальные перед ним навытяжку стояли. Здоровый, буйвол. Шрам на лице. Видел, как тот бил старика. Показывал старику на болото.

— На старого человека руку поднял, э! — горячился Ахметов. — Шакал он, настоящий шакал!

Говорил Ахметов с заметным кавказским акцентом. Начальные слова каждой фразы произносил громче остальных.

— Проводника, похоже, нашли, — объяснил Ахметов. — Старика заставляют в болото идти, э!

— В ночь они в болото не полезут, — сказал Речкин, и разведчики согласились с ним. — В путь, — приказал лейтенант.

Мирное слово произнес Речкин, оно никак не подходило к тому, что им предстояло преодолеть. Бойцы двинулись по узкой подводной кромке, справа и слева от которой шесты не доставали дна. Ноги засасывало. Как ни старались бойцы удержать носилки с командиром, окунули-таки Речкина, да не раз. Однако лейтенанта своего донесли, ему не пришлось идти самому.

Стемнело, когда добрались до острова. Осмотрели рану лейтенанта, сменили повязку. Отжали форму, принялись осматривать остров. Поняли, что им второй раз повезло. Как и с тем крохотным островком, на котором удалось передохнуть. На этот раз они натолкнулись на настоящую сушу, плоскую, но каменно крепкую, чудо природы, лежащее с севера на юг. Двести шагов в длину, пятьдесят в ширину. Нагромождение камней, заросших невысокими елями. Ненормальность в бесконечности топей, инородное тело в бескрайности трясин. Валуны представляли собой естественные огневые точки. Остров что крепость. Одно настораживало. За островом разведчики не нашли проходов. От берега тянулось ровное пространство без разводов воды, без кочек, сплошь заросшее травой. Ни ступить на такую поверхность болота, ни проползти по ней. Провалишься, засосет, поминай как звали. По всему выходило, что попали они в тупик, из которого нет и не может быть выхода. Немцы не уйдут, пока не убедятся, что группа уничтожена. Остров последний бастион для разведчиков.

С тем они и легли спать, выставив наблюдателей, договорившись менять друг друга каждые два часа. Каждый теперь понимал, что утром немцы полезут на остров. Утром будет бой. Может быть, последний.

Из документа, обнаруженного партизанами в портфеле офицера связи тылового района 17—Ц Адольфа Краузе

«…Задача службы безопасности заключается в выявлении всех противников империи, в борьбе с ними в интересах безопасности, а в зоне боевых действий и тыла фронта в целях безопасности армии. Помимо уничтожения активных противников: отдельных разведчиков, диверсантов, разведгрупп; все остальные элементы, которые могут оказаться врагами, должны устраняться посредством предохранительных мероприятий. Полномочия тайной полиции в зоне боевых действий и в тылах основываются на директивах плана «Барбаросса».

Мероприятия вверенных вам сил полиции безопасности, усиленных войсковыми соединениями, необходимы по следующим причинам:

1. В районе сосредоточения частей для нанесения мощного удара по противнику в связи с планом «Цитадель» активизировалась деятельность враждебных банд.

2. Во многих лесных массивах появились новые партизанские группы, сформированные населением.

3. В деревнях и других населенных пунктах жители оказывают помощь преступным элементам.

Было бы неразумным, если бы мы пассивно наблюдали эту деятельность, не принимая никаких мер. Очевидно, что такие меры будут сопровождаться некоторой жестокостью.

Хочу предложить ряд таких мер.

1. Расстрелы евреев.

2. Расстрелы заложников.

3. Расстрелы детей.

4. Расстрелы при попытке к бегству.

5. Показательные казни через повешение.

6. Сожжение деревень».

Из рассказа активиста подпольной организации Глуховска Алексея Сергеевича Колюжного

«…В подполье я руководил оперативным отрядом, обеспечивал безопасность подпольщиков. Возглавлял нашу организацию старший лесничий городской управы Дмитрий Трофимович Шернер. Человек он был опытный. До революции прошел тюрьмы, каторгу. Член партии большевиков с тысяча девятьсот пятого года.

С Дмитрием Трофимовичем я, как правило, не встречался. Исключения из правил, однако, были. Одно из таких исключений Дмитрий Трофимович допустил пятнадцатого июня.

Шернер пришел ко мне часов в одиннадцать. Увидев его у себя, я понял, что произошло чрезвычайное. И точно. «Саша, — сказал Дмитрий Трофимович, — надо срочно убрать Волуева». Коротко рассказал о том, что произошло в Малых Бродах.

Надо — так надо, о чем разговор. Тем более что Волуев у нас под прицелом почти год ходил. С тех пор, как вынесли ему приговор. По этому подонку давно пуля плакала. Сколько он крови пролил, какие зверства творил. Удивляло меня другое. Сам Шернер почему-то оттягивал исполнение приговора, сдерживал нас. Позже я, конечно, узнал причину, но тогда, честно говоря, недоумевал. Мы к сорок третьему году многих предателей казнили, раскрыли многих провокаторов. В страхе держали гитлеровских приспешников. В то же время не трогали старосту Шутова, его подручных. Не трогали Волуева. Я ведь тогда не знал ни о Степанове, ни о той цепочке связи, которая проходила через Малые Броды. Как не знал об афере с лесом, в которой было замешано столько наших людей. Странным казалось сдерживание. На стороне громим, караем предателей, а у себя под боком они свои гнусные следы оставляют.

Война — жестокость. Прежде всего жестокость. В жестокости мы не были первыми. Мы не приглашали к себе гитлеровцев, они к нам пришли сами. С мечом и огнем. С мощным карательным аппаратом. Выискивали предателей. Обрабатывали слабых духом. Заставляли предавать. А народ нас звал мстителями. Мы и были народными мстителями.