Виктор Делль - Право на жизнь

Ночью, во втором часу, раздался телефонный звонок. Начальник фронтовой разведки полковник Логинов взял трубку. Узнал голос начальника контрразведки Гладышева. Гладышев сообщил о том, что арестованный заговорил.

— Если есть время, заходи, — пригласил начальник контрразведки.

Времени у Логинова было, как всегда, в обрез, но он отложил дела. Появилась надежда узнать хоть что-то о судьбе группы Речкина, а может быть, и о том, где теперь базируются партизаны.

Вскоре начальник разведки сидел в небольшой боковой комнате деревянного дома. Было их в этой комнате четверо. Он с Гладышевым, девушка-стенографистка, лжепартизан. На вид агенту было лет сорок. Приятное, как и на фотографии, лицо, отметил Логинов.

Гладышев ввел Логинова в курс дела. Арестованный сам изъявил желание давать показания, как только отдохнул. Сказал, что признания его чистосердечные, скрывать что-либо он не намерен.

Прибыл он с определенной целью. Его хозяевам за линией фронта удалось перехватить партизан, шедших к фронту. Партизан было трое, все из бригады «За Родину!». Двое погибли во время перестрелки, третий попал в плен. Он не выдержал пыток, дал показания. Этим и воспользовались немцы.

— Итак, ваше имя, ваша фамилия? — продолжил допрос Гладышев.

— Я уже говорил.

— Повторите.

— Фриц Элендорфен. Год рождения — 1902-й. Родился и вырос в Санкт-Петербурге, или, как вы теперь называете этот город, в Ленинграде.

Элендорфен говорил ровным голосом, без акцента, глаз при этом не отводил, держался очень спокойно.

— Все-таки я хотел бы знать причину вашего согласия давать чистосердечные показания, — сказал Гладышев. — Это прежде всего. Мне бы хотелось знать причину вашего спокойствия. Все-таки вы провалились, были арестованы, вас арестовали как агента.

Элендорфен охотно отозвался на вопросы Гладышева. Беседа потекла настолько непринужденно, как будто за столом встретились люди знакомые, но в силу каких-то обстоятельств оторванные друг от друга на долгие годы.

Такое впечатление складывалось из-за готовности Элендорфена отвечать на все последующие вопросы Гладышева. Фриц Элендорфен отвечал, не задумываясь. Чуть позже Логинов станет просматривать стенограмму допроса, и это первое впечатление от встречи не изменится. Допрос шел ровно, гладко, без сучка без задоринки.

— Я реалист, — говорил Элендорфен. — Я привык трезво оценивать шансы. Потому и говорю только правду. За моими словами нет игры. Я прибыл к вам с определенной целью, надеялся, что и на этот раз повезет, мне не повезло, и я даю показания.

— Все ваши показания будут немедленно проверены.

— Естественно. В этом я не сомневаюсь.

— Удивительно.

— Что вас удивляет?

— Ваше отношение к собственному провалу, ваше, как вы сами его называете, чистосердечное признание. Оно настораживает.

— Не укладывается в рамки стереотипа?

— Да, если хотите.

— Чтобы понять это, нам с вами придется сместиться во времени в год эдак тридцатый, к началу моей работы.

— К началу вашей шпионской деятельности?

— Во всех странах, в вашей в том числе, есть ведомства разведки. Шпионскими их называют газетчики и романисты.

— Дело не только в названии.

— Вот именно. В тридцатом году я впервые перешел государственную границу, выполнил задание, без особых осложнений вернулся к себе.

— Вы были в нашей стране?

— Да. Работал какое-то время в Москве, это не сложно проверить, если архивы того времени сохранились. Работал под фамилией Быкова.

— Ваше задание?

— В то время у меня было одно задание — создание агентурной сети в промышленных центрах вашей страны.

— У вас не было провалов?

— Я вам уже обещал. Обо всем, что мною сделано, я составлю подробнейший отчет.

— Надеетесь на снисхождение?

— Да, тем более, что на мне нет крови.

— Вы хотите сказать, что не прибегали к террористическим актам?

— Разведчик не гарантирован от необходимости убивать. Однако убийство — слишком заметный след. Я не оставлял подобных следов.

— Два года войны. У вас такой опыт, а вас используют до сих пор как рядового агента. Вам не кажется странным такое положение?

— Согласен с вами. В то же время есть два фактора, объясняющие это парадоксальное явление.

— Я вас слушаю.

— Мои родители жили в России, были состоятельными людьми. Но они были немцами. Я бы сказал, русскими немцами, родившимися в России, прожившими в ней всю свою жизнь. С войной начались погромы. Не только еврейские. Громили и нас, российских немцев. С большим трудом нам удалось уехать из России. Кружными путями мы добрались до Германии. Потом был февраль, за ним октябрь семнадцатого года. Мы лишились недвижимости, значительной части состояния. Кое-что, правда, оставалось, я начал было учиться в университете. Однако учеба не захватила меня. Начались поиски. Я начинал собственное дело, оно пошло, но удовлетворения я не получил. Бросался из одной крайности в другую. Не раз думал о своем предназначении. Приходил к неутешительному выводу.

Дело в том, что с рождением в каждом человеке заложена своеобразная программа, которая и определяет всю его дальнейшую жизнь. По этой программе существует среднеарифметическая норма, эдакий эталон, определяющий человека. Тоже среднего, положительного, без каких бы то ни было отклонений. Большинство такими и рождаются. Но на свете появляются талантливые люди, даже гениальные. Это уже отклонение от нормы. Рождаются патологически жадные, болезненно завистливые, неимоверно лживые и прочее, и прочее. Я был рожден с отклонением от нормы в сторону авантюризма. Это обстоятельство и привело меня в разведку.

— Продолжайте, что же вы замолчали.

— Вспомнил своего товарища по университету Карла Какомайера, то, как затащил он меня к себе домой в начале двадцать девятого года. Была выпивка, разговор. О жизни, о планах, о возможностях. Жизнь моя в то время тянулась довольно однообразно. Карл предложил мне побывать в России. Его предложение показалось интересным. Россию проклинали, Россией пугали, Россию боялись. Я принял предложение. Готовили меня больше года.

— Где?

— Об этом я тоже напишу.

— Вам, конечно, известны многие заведения подобного рода?

— Я понял ваш вопрос. Письменно я сообщу вам обо всех известных мне учебных центрах.

— Продолжайте.

— Это был первый и единственный случай, когда я не только проник на свою бывшую родину, но и устраивался на работу, заводил связи. В дальнейшем я выполнял разовые задания. Проверял агентов, получал от них информацию, передавал деньги, иногда драгоценности. Границу переходил нелегально. За официальными лицами из-за рубежа у вас очень сильный надзор. За границей тоже, но в те годы еще оставались лазейки.