Василий Ян - Всемирный следопыт, 1929 № 01

Так прошло четыре месяца. Все это время Вылко жил двойственной жизнью: в течение недели в стенах института пребывал Вылко-рабфаковец, Вылко-лопарь проявлялся лишь на несколько часов в пустынных уголках Лесного. Но мало-по-малу Вылко-рабфаковец стал расти и ограничивать, а затем и вытеснять Вылку-лопаря. Вылко приобрел знание языка, связующего его с внешним миром. Как и все студенты Севфака, Вылко из кожи лез, стараясь обогащаться запасом русских слов. Месяцев через пять гольд говорил Вылке:

— Мой ел много-много рыба!

Вылко отвечал:

— Я ел рыба, и я ел мясо олень. А ты ел мясо олень?

Гольд сознавался:

— Мой не ел много-много мясо олень, — мясо олень не дешевый… Твой ел мясо олень? — спрашивал гольд у проходившего якута.

Рабфаковцы с интересом и жадностью распутывали друг у друга пелену незнания. Появились общие интересы, целиком заполнявшие дневное сознание. Только ночью, главным образом во сне, начинала бродить «лесная болезнь» (по выражению одного из администраторов Севфака). Северянам грезилась величавая тайга, устланная снегами, и радость весенней тундры, встречающей мириады прилетных гостей.

В эти часы «лесной человек» царил не только над сознанием Вылки, — другие рабфаковцы во сне также шумно вздыхали, бормотали, даже кричали каждый на своем языке.

Утром соседи сообщали друг другу:

— Друг! Я видел большой медведь. Я хотел его убить.

— А я видал много-много собаки. Я быстро ехал упряжка…

Но надо было спешить умываться, и начинался обычный трудовой день, в котором сплетались арифметика и русский язык, естественная история и история края…

Заметно увеличились весенние дни. Рабфаковцы окончательно прорвали душившую их пелену молчания и, помогая себе мимикой и движениями, могли передать любую свою несложную мысль. Постепенно разрушались национальные перегородки, и все фантастичнее сплетались комбинации друзей в виде лопаря и тунгуса, самоеда и гольда и т. д. Лишь изредка выходцы из тех племен, которые по экономическим обстоятельствам сделались друг другу враждебными например, якуты и тунгусы, вогулы и зыряне — коми), заводили ссоры, если было задето самолюбие одной из сторон. Впрочем, условия и среда Севфака мешали развитию национальной розни.

Одним из недостатков иных рабфаковцев было хвастовство.

— Мой народ, — говорил, например, тунгус, — самый крепкий: мороз, а он спит в худой одежде на снегу…

— Ой! Это что! — возражал зырянин. — А наш народ в бане моется, а потом голым в снегу купается.

— Ух! — вздрагивал кто-нибудь из присутствовавших. — Неужели не холодно?

— Нам никогда не холодно!..

Однажды во время такой беседы Вылко поспорил с одним из сибиряков, кто дольше пролежит на снегу в комнатной одежде. В тот же вечер, когда все улеглись, двое спорщиков, окруженные кучкой любопытных, вышли во двор и, подложив под себя пальто, легли на снегу.

Однако силы были не равные. Хитрый противник надел ряд фуфаек своих сородичей и лежал в тепле. Вылко же был одет совсем легко. Так как спор шел на тему «какой народ крепче?», то закоченевший Вылко решил замерзнуть, но не уступить. Кончилось состязание так что свидетели стали мерзнуть и вынесли постановление:

— Оба народа самые крепкие!

На следующий день у Вылки появился сильный жар, стало больно дышать, колоть в боку; он начал бредить, кричать и метаться в постели. Врач определил острое воспаление легких и еще что-то. Спор по вопросу «какой народ крепче?» принимал трагический оборот…

Каждый день известия о ходе болезни Вылки делались все мрачнее. Обезумев от жара, бедняга мысленно носился по тайге, загоняя оленей, наталкивался на медведей, боролся с ними и пронзительно кричал, когда ему казалось, что медведь рвет его грудь… Больничный персонал, следя за симптомами болезни и за кривой температуры, угрюмо качал головой.

Однажды по рабфаку поползли слухи о смерти Вылки. Казалось, весельчак, так нежно рассказывавший о прелестях дебрей Кольского полуострова, так забавно прыгавший по свежему, еще неистоптанному снегу, навсегда ушел из сырого города… Тяжкая печаль придавила общежитие…

Прошли весна, лето, наступила осень. Оправившись от болезни, веселый, довольный возвращался Вылко с родины в Ленинград, в горячо любимое общежитие.

Уже не было в вагоне недоразумений из-за билета, не было нарушений правил и порядка. «Советская машина времени» в один год сделала из Вылки культурного члена советской общественности.

В отделении, где ехал Вылко, копошились трое других лопарей. Это было живым наглядным свидетельством того, что Вылко выполнил наказ, данный Севфаком каждому, уехавшему на каникулы домой:

«§ II. Принимай деятельное участие в вербовке нового состава слушателей Рабфака Северных Народностей. Намечай кандидатов-туземцев: детей батраков, бедняков, середняков, честных, развитых, здоровых и хорошо знающих свой язык. Кандидаты должны быть по возможности не моложе 16 и не старше 25 лет. Грамотность необязательна»…

И Вылко ехал с кандидатами.

Прошел лишь год с того момента, как в вагоне, уцепившись за лавку, неистово вопил Вылко, отбиваясь от проводника. А теперь он с заботливостью исправной наседки следил, словно за цыплятами, за тремя веселыми лопарями, беззаботно и без всяких трудностей ехавшими в дальний город.

«Советская машина времени» работает во-всю. И пройдет еще немного времени, Вылко и ему подобные вернутся на родину и разнесут по глухой тайге здоровые зачатки новой культуры…

Мурманск, 19. XII. 19 декабря, при участии заведующего музеем т. Михайлова, ботаника биологической станции т. Крепса и т. Турчанинова состоялось совещание по вопросу об организации «Оленьего рейда Следопыта» в Москву; на совещании выяснились следующие условия осуществления рейда.

Ягельные базы необходимо организовать начиная уже от Кандалакши, начав заготовку корма не позже сентября. Минимум оленей — шестнадцать, саней необходимо пять при двух возчиках. Общая стоимость рейда достигает семи тысяч рублей.

Осуществление рейда полностью придется, очевидно, в виду выяснившихся условий, отложить до будущего года. Протокол совещания высылаем почтой.

Местные краеведы рекомендуют нам проделать сокращенный тундровый приморский маршрут по всему Кольскому полуострову. Маршрут: Ловозерэ — Иоканьга— Поной — Кузомень— Умба — Кандалакша, общим протяжением около тысячи километров.