Василий Ян - Всемирный следопыт, 1929 № 01

День кончился. Развели костер и расположились вокруг него на ночевку. Комаров в Катунской долине не водится, и Петр Иваныч выспался на вольном воздухе отлично.

Утром — на солнцесходе — отчалили.

К переднему веслу встало шесть человек, к заднему четыре. Сам сплавщик— Иван Орлов — также поместился около заднего весла и иногда помогал грести, но большею частью зорко смотрел вперед и молча, одним движением руки командовал то передним, то задним гребцам. По взмаху руки сплавщика гребцы с силой били веслом по воде, гоня плот то влево, то вправо, то поворачивая его и удерживая таким образом в фарватере. Бурное течение делало остальное. Плот летел. Поместившись на середине плота, чтобы не мешать ни передним, ни задним гребцам, Петр Иваныч с замирающим сердцем смотрел, как мчались мимо берега, выныривали из-за поворотов, неслись навстречу и через минуту уже исчезали позади береговые утесы и торчащие из воды, обрамленные пеной камни.

Вот показалась на левом берегу оригинальная — со всех сторон крутая — гора, напоминавшая колокол. С реки наплывал навстречу глухой мощный рев. Гребцы подтянулись, впились глазами в сплавщика. Вытянувшись во весь рост, Орлов зорко смотрел вперед. Резкий, отрывистый взмах руки, и переднее весло бешено, торопливо бьет воду. Другой взмах — заработало и заднее весло. Миг— и плот со страшной быстротой пролетел по узкой гладкой струе между двумя пенными уступами, окатился двумя-тремя волнами буруна и уже сравнительно спокойно мчался дальше, по широкому, свободному фарватеру. Рев порога остался позади.

— Ну, слава богу, Косой порог прошли— облегченно говорил Орлов Петру Иванычу. — Хуже всех порогов его считам.

Петр Иваныч изумлен. Он так привык уже по грозным камням и белогривым перебойным струям Манжерокского порога судить о степени опасности, что тут, где не было ни торчащих из воды скал, ни бешеного перебоя перекрестных струй, даже не особенно испугался.

— Этот порог? — переспросил он. — Да неужели он хуже Манжерокского!? Чем же?

— А пучина на ем быват страшная, никак не угадашь ее, не справишься ни за что. Садит на камень.

— Что это «пучина»? — не понял Петр Иваныч.

— А это со дна воду выпучиват вдруг, ну и кидат плот в сторону.

— А на Манжерокском пороге «пучины» бывают? — осведомился Петр Иваныч.

Орлов утвердительно кивнул головой. Он снова вытянулся, готовый отдать молчаливую команду. Снова надвигался глухой рев реки, разорванной в этом месте несколькими скалистыми островками со щетиной сосен на них. Птицей пролетел плот и это опасное место.

— Скажите, пожалуйста, — поинтересовался Петр Иваныч, — почему вы словами не командуете, а только рукой показываете? Ведь словами понятнее?

— Некогда нам на Катуни слова-то разводить, шибко строга она у нас, — ответил Орлов. — Тут иной раз пока два слова промолвишь, уж их сполнять поздно будет. Рукой-то скоре. Вон Бея [70] Бия. ) потише нашей будет, дак там словами командуют. Приезжали это лонись [71] В прошлом году. ) к нам на Катунь бейски сплавщики, пробовали тут сплавлять, да нет, не выходит у их на Катуни-то — полупрезрительным тоном добавил Орлов.

Наконец показались окружающие Манжерок вершины. В каких-нибудь пять минут промчался плот мимо села, и уже несся навстречу рев Манжерокского порога. Петр Иваныч, освоившийся на плоту и получивший возможность сознательно наблюдать окружающее, успел издали заметить на скалах возле порога десятка три человек. — «Встречают!» — с удовлетворением подумал он и вытащил из кармана платок — махнуть Агничке.

Ход плота по фарватеру он здесь знал твердо. Вон, впереди, обрамленная пеной Смирена. Она должна остаться близко от плота слева.

И вдруг… Точно закипело под плотом, забурлило кругом и с неодолимой силой бросило плот влево, к Смирене. «Пучина!» — еле успел догадаться Петр Иваныч.

Дальше все пошло с головокружительной быстротой. Резкий взмах руки сплавщика. Бешеные удары весел. Левый передний угол плота врезался в широкий пенистый воротник Смирены. Плот на секунду приостановился, словно в нерешительности, затем повернулся к камню боком и пронесся мимо него в струю.

Гребцы остановились было, но второй резкий взмах руки Орлова заставил их еще отчаяннее налечь на весла: плот шел не серединой струи, а левым краем. В следующее мгновенье резко черкнуло по левому краю плота, и вдруг средние бревна, на которых сидел Петр Иваныч, левыми концами полезли вверх и затем назад.

Петр Иваныч успел еще заметить, как дугой выгнулось над ними бревно крепи. И с мыслью: «Сейчас, сейчас плот разлетится по бревнышкам!» — одним прыжком кинулся через трещавшую и гнувшуюся крепь на камень. Поскользнулся, упал. Одна нога попала в воду, и ее рвануло бешеным течением. Отчаянно цепляясь за камень, кое-как удержался.

Справившись на камне, Петр Иваныч взглянул на воду, ожидая увидеть разбитые бревна и тонущих людей, и дух у него захватило: плот летел через буруны целый, со всеми людьми, а он сидел на камне в самом сердце порога, оглушаемый ревом воды, обдаваемый брызгами…

Пока Петр Иваныч спасался на камне, плот, надвинувшийся на него левой стороной, соскользнул в воду и поплыл дальше. Крепь выдержала и, окунувшись в буруны, плот, перекошенный, но целый, вышел из порога на широкий фарватер и в километре ниже села стал подваливать к берегу.

На берегу против порога волновались, бегали, указывали друг другу на человека, оставшегося на камне. Но Петр Иваныч далеко не сразу заметил эту суматоху. Как опасность, так и отчаянная нелепость его положения так безжалостно ясно предстали перед ним при виде уходящего плота, что он на несколько минут лишился способности замечать еще что бы то ни было.

Когда прошел первый приступ острого стыда и отчаяния, Петр Иваныч огляделся. Он находился на небольшом, в какой-нибудь десяток квадратных метров, камне, очень невысоко выдававшемся над водой. Большую часть вида вверх по течению загораживала длинная и сравнительно высокая масса Смирены. Позади нее по течению была относительно тихая заводь; но как раз перед камнем, на котором сидел Петр Иваныч, заводь эта кончалась: струи, срывавшиеся с правой и левой стороны Смирены, тут соединялись, чтобы тотчас же с ревом и пеной разбиться о прибежище Петра Иваныча. Между ним и правым — деревенским — берегом стремительно неслась гладкая, слегка волнующаяся струя плотохода; за ней ревел Кулюмес, каскадами сбрасывая с себя яростно налетавшую воду; а за Кулюмесом несся другой поток, отделяющий его от берега. В сторону левого берега река представляла беспорядочно клокочущий между камнями котел перебойных струй.