Иван Макаров - Всемирный следопыт, 1929 № 03

Один парень не удержал языка и выболтал, что бот три зимы под ряд терпел крушения во время плавания на Лафотены и слывет «пловучим грабом», с которым никто не хочет связываться. К тому же он тихоход. Никакой уважающий себя рыбак не купит такое корыто.

Криставер собрался с духом и предложил за бот самую пустячную цену, Мороз пробежал у него по коже, когда судно осталось за ним. Теперь ему, бедняку, принадлежал настоящий лафотенский бот!..

— Да ты, никак, умирать собрался! — ухмыляясь, сказал молодой рыбак. Все собравшиеся уставились на Криставера и, казалось, думали то же самое…

Задетый за живое, Криставер буркнул:

— Бот исправный. Я в лодках толк понимаю. Дело не в посудине, а в рулевом. У меня, небось, и не подумает перевернуться!..

Криставер был рулевым в течение многих Лет, но ему принадлежала только шестая часть большого бота. Какой толк, если в кои-то веки и удастся ловля, ведь улов все равно нужно делить на шесть частей!.. У Криставера подрастали сыновья, и голова его была полна планов. Если наступит день, когда экипаж на его собственном боте будет состоять из его же семьи, — один хороший улов может сделать его зажиточным человеком.

Криставер купил бот в долг, это правда, и ему предстояло войти в еще большие долги, так как он собирался один снарядить шесть человек на зимнюю ловлю. Может быть и не следовало связываться с этим «пловучим гробом»… Ну, что же! Сделанного не воротишь…

Весь берег был усеян жителями поселка, взрослыми и детьми. Когда бот Криставера встал на якорь, Ларс не выдержал и закричал:

— Чей это бот, отец?

Криставер не отвечал, но лицо его сияло, когда он ступил на берег; двое младших ребятишек уже висели у него на руках, и он нагибался и улыбался им, слушая их болтовню. Криставер начал медленно подниматься на береговой откос.

— Да, да, — приветливо отвечал он во все стороны, — это мой бот… «Тюлень». Я купил его сегодня на торгах…

Ларс и Олуф забрались в лафотенский бот и усиленно гребли, гордо поглядывая на столпившихся на берегу товарищей. Повинуясь ударам весел, «Тюлень» медленно, неуклюже полз по волнам…

С наступлением зимы рыбацкие боты, в том числе и «Тюлень», были вытащены на берег, где должны были пролежать до отплытия на Лафотены ранней весной.

Рано утром у прибрежья загудели тяжелые шаги. В сизой предвесенней мгле замелькали фонари. Блики плясали на смуглых бородатых лицах рыбаков. Северный ветер щипал щеки, осыпая иглистыми снежинками. На берегу, у линии прибоя, слоено туши морских чудовищ чернели боты. Наступил торжественный час отплытия. Первым должны были спустить на воду новичка — «Тюленя»…

Олуф Мюран тем временем зажег груду водорослей и выброшенных морем досок. Костер высоко взметнул рыжие искры к мутному небу и осветил истоптанный снег, прибрежные камни и свинцово-серые бугристые воды фиорда.

Лица у всех были торжественны.

Привели старого рыбака. У него была длинная белая борода; на руках — большие белые рукавицы; красный вязаный колпак свисал на ухо. Это был Пер Вожатый, старший в селении рыбак. Он пришел проводить боты в опасное плавание. Старика усадили на прибрежный камень. Пер прочистил горло, утер нос рукавицей и провозгласил:

— Ну, ребята, навались!..

Все артели сгрудились вокруг «Тюленя». Рыбаки дружно подпирали плечами бока судна и казались совсем маленькими под его огромным коричневым брюхом. Пер Вожатый запел:

— А-ааа, оо-ооо…

Лица рыбаков исказились от натуги. Под килем «Тюленя» заскрипел песок: тяжелая громада сдвинулась и замерла на месте…

Ларс Мюран глядел на седобородого старика, освещенного костром, и думал, что много веков назад здесь, на берегу, стоял такой же старик — жрец, костер был жертвенным огнем, и викинги пили пиво в честь Тора и Фрейи [2] Тор (у древних скандинавов) — бог грома. Фрейя — богиня красоты и любви. ) перед отплытием лафотенских судов. И берега, и фиорд, и суда, и люди — нее было такое же, как и теперь…

Старик монотонно тянул:

— Сейчас он тронется! Ааа-хооо-оо…

В следующую минуту тяжелый корпус «Тюленя» закачался на волнах. Криставер поблагодарил остальные артели за помощь, поднес несколько рюмочек, и вся толпа с фонарями тронулась к следующему судну. Один за другим боты были спущены в море. Старика от многочисленных рюмок водки прошибали слезы, и он пел все громче и громче свою дикую древнюю песнь…

Артели спешно разместились каждая в своем боте и готовились к отплытию. На берегу столпилась группа женщин. Они зябко кутались в шали и платки. Прощальные приветы дрожали в морозном воздухе.

Мария, жена Криставера, худощавая бледная женщина с огромными беспокойными глазами, неотрывно следила за каждым движением мужа и сына. Дул ледяной ветер, ее губы посинели, она топталась на месте, чтобы согреть ноги, и все не хотела уходить.

Ларс в одежде рыбака налаживал что-то на носу бота. Лицо его сияло. Даже разлука с матерью не омрачала его восторга. Он едет с отцом на далекие сказочные Лафотены! Как завидуют ему Олуф и другие мальчики поселка, еще не доросшие до высоких рыбацких сапог и зюйдвестки! Криставер возился на корме, насаживая руль. Потом он грузно опустился на скамью, на свое место рулевого, и, повернувшись лицом к берегу, взглянул на жену. По ее белому, как пена фиорда, лицу ползли крупные слезы…

— Ход вперед!

Раздался резкий звук каната, тершегося о клюз, — это втаскивали на борт якорь; скрипнул блок, широкий тяжелый парус поднялся по мачте, наполняясь ветром, «Тюлень» всколыхнулся и начал медленно скользить по морю.

— Прощай, Криставер! Прощай, Ларс!.. Береги себя, мой мальчик! Счастливого пути!..

— Прощайте!.. Удачной вам ловли!.. — неслись с берега женские голоса.

Криставер снял зюйдвестку и махал жене. Порывистый ветер будоражил бухту. Парус на «Тюлене» перевели на другой борт. Белая пена вскипала у носа; за кормою тянулась полоса взбаламученной воды. Красный вымпел так и плясал на верхушке мачты.

Исчез знакомый берег с родными маленькими домиками. Свежий ветер быстро гнал суда по наморщенной поверхности моря. В глубине фиорда виднелись четырехугольные паруса и топселя [3] Топсель — косой парус (второй снизу). ), — это выходили в море жители других поселков. Все они направлялись по знакомому фарватеру на север. Рыбакам предстояло проделать сотни миль в мороз и метель по тому же морскому пути, по какому ходили и предки их в незапамятные времена…