Артур Дойль - Всемирный следопыт, 1929 № 05

Ошеломленное животное начало судорожно биться и корчиться, вытягиваясь вдоль стены и тщетно пытаясь освободиться от веревки. Штукатурка осыпалась. Клочья рыжей шерсти летели во все стороны. Дремавшие во дворе чернокожие слуги вскочили и, увидев в чем дело, опрометью кинулись кто куда. Они понимали, что если веревка оборвется, львица набросится на первого, кто попадется ей на глаза.

Взобравшись на вершину мангового дерева, кошка со своей неприступной позиции наблюдала за ходом событий. Рыжая собака, приятельница Уары, благоразумно поспешила укрыться в кухне. Свиньи с истерическим хрюканьем метались по двору.

Уара продолжала биться на веревке.

Ее отчаянное рычанье постепенно перешло в хрип. Мускулы шеи судорожно напряглись, из пасти капала пена.

Львица задыхалась, силы покидали ее…

Разбуженный шумом и гамом Прюдом вскочил с кушетки и бросился к балюстраде. Он уже готов был ссыпать проклятиями самых отдаленных предков тех сорванцов, что дерзнули дразнить Уару. Внезапно, перегнувшись через перила, он увидал висящую львицу. Уара тоже его увидела и бешено подпрыгнула, но не достигла перил и беспомощно скользнула вниз, оставив на стене новый клок шерсти. Чувствуя свое бессилие, львица устремила на хозяина молящий, полный ужаса взгляд.

Прюдом схватил веревку и принялся изо всех сил тянуть ее к себе. Но львица была тяжела, и все усилия поднять ее были напрасны. Внезапно Прюдома осенила новая мысль. Он отпустил веревку и опрометью кинулся в комнату. Из глотки львицы вырвался протяжный пронзительный вопль: хозяин покинул ее…

Через минуту Прюдом вернулся на веранду с ножом в руке. Львица висела неподвижно, вытянувшись вдоль стены; глаза ее налились кровью и выступали из орбит. Пасть была раскрыта, язык свешивался розовой тряпкой. Страдальческий взор впился в хозяина. Одним ударом Прюдом разрубил веревку, и Уара рухнула вниз, как мешок. Через мгновение львица была уже на ногах и, радостно отряхиваясь, мчалась к лестнице веранды.

Обливаясь потом, Прюдом опустился в плетеное кресло. Не успел Прюдом опомниться, как был опрокинут на пол и очутился под зверем. Над его лицом наклонилась морда хищника, обдавая горячим дыханьем.

Человек хотел было защищаться, отодвинуть пасть, удержать лапы Уары — напрасно. Львица лежала на нем, придавив его всей своей тяжестью. Ужас пронзил Прюдома. В глазах потемнело. Его тело то теряло вес, становясь легче перышка, то приобретало свинцовую тяжесть.

Однако Уара и не думала издавать острых коротких криков, характерных для разъяренных львов. Гигантская кошка глухо мурлыкала. По временам мурлыканье переходило в жалобные прерывистые стоны. Страшные клыки были спрятаны. Горячий шершавый язык усердно лизал стиснутые в кулаки руки хозяина, его побелевшее лицо, мокрые от пота волосы, все тело. Внезапно Прюдом понял, что сделался жертвой благодарности львицы…

С этого дня Прюдом и львица были неразлучны. Уара не желала играть без хозяина. Если он ее звал, она немедленно прибегала, оставляя лакомый кусок. Когда он нечаянно наступал ей на хвост, она без рычания отскакивала в сторону. По утрам она подходила к его постели и, здороваясь, лизала ему руки. Отправляясь на прогулку к берегу реки, он брал с собой львицу. Когда он ехал верхом, Уара как собака бежала за ним. Иногда она пыталась взобраться к нему на колени и немного обижалась, когда он сбрасывал ее на пол.

Уара распространила свою симпатию на всех белых людей. В ее глазах это были могущественные существа, способные освободить от пут задыхающуюся львицу. Она весьма благосклонно отнеслась к англичанам-зоологам, членам экспедиции, посетившим Прюдома в его уединенном бунгало. Она давала им себя гладить и даже заигрывала с почтенными профессорами, угрожая целости их очков и брюк. Англичане опасливо сторонились.

— Не доверяйтесь чересчур этому зверю, — предупреждали они Прюдома. — Вот погодите, она достигнет возмужалости и тогда покажет себя. Берегитесь, как бы она в один прекрасный день не содрала с вас скальпа.

Прюдом только усмехался в ответ.

Пришла тропическая зима. Ливни свинцовой пеленой заткали дали. Бунгало Прюдома казался утлым кораблем среди бешено ревущих горных потоков, наводнивших долину…

Наконец ливни утихли. Наступила весна. Снова золотой зной, дурманные ароматы и концерт джунглей. Уаре исполнилось двадцать месяцев. Критический возраст.

Внешне она мало изменилась. Только еще выросла, шерсть слегка потемнела. Все так же нежна она была с хозяином, но порою по ночам ее охватывала странная ноющая тоска. И если бы крепкий молодой сон не сковывал утомленного за день Прюдома, ученый мог бы наблюдать, как львица то-и-дело вздрагивала во сне словно под невидимыми уколами просыпалась, поднимала голову, натягивая веревку, прядала ушами и жадно втягивала воздух трепетавшими ноздрями. Можно было подумать, что львицу раздражают заунывные песни бобо, доносившиеся из селения. Однако львице не было дела до этих человеческих звуков. Ветер доносил до нее шумы, шелесты и запахи джунглей. Человеческое ухо не в состоянии было бы уловить эти тонкие ночные звуки, но настороженное ухо львицы жадно их ловило.

В один из вечеров, когда лесные шумы стали особенно настойчивы, пастух-бобо, древний как скала, сказал молодежи:

— Надо разложить костры вокруг стада.

Юноши вооружились длинными стрелами и увесистыми кинжалами, которые обычно фигурировали во время погребальных плясок. Рубиновым дрожащим ожерельем охватили костры стадо, вырывая из мрака то пятнистые спины телят, то белый бок прилегшей козы, то тяжелые рога волов, предназначенных для жертвоприношений…

Дни Уары протекали как прежде. Львица кормилась в установленные часы, играла с хозяином, дремала. Навещавшие Прюдома бобо делали вид, что боятся львицы, отскакивая в сторону при ее приближении. Они хотели этим доставить удовольствие ее хозяину. Они прекрасно знали, что львица окончательно порабощена.

Однажды утром мальчик-негр, войдя на веранду со свежей водой для львицы, с изумлением увидал, что она лежит без привязи. Веревка была разорвана на части. Взволнованный мальчик побежал рассказать Прюдому о случившемся.

Прюдом привязал новую крепкую веревку к ошейнику Уары и отхлестал львицу обрывками старой веревки.

— Она хотела испробовать крепость своих зубов, — сказал Прюдом слуге.

Он не хотел поделиться с мальчиком своими опасениями. Львица напомнила ему иных слуг, которые, наметив какую-нибудь пленившую их вещь, день изо дня прячут ее от хозяина, прежде чем ее украсть.