Руал Амундсен - Всемирный следопыт, 1928 № 07

Наше путешествие не казалось нам трудным. Плоскогорье простирается миль на десять в ширину; при нашем умении ходить на лыжах и при сравнительно благоприятной погоде мы надеялись пересечь его дня в два. Наша экипировка была крайне проста и рассчитана на непродолжительное время. Кроме лыж, лыжных палок и спальных мешков, у нас было по небольшому свертку с провизией да маленькая спиртовая лампочка. Свертки с провизией были вложены в спальные мешки, которые мы прикрепляли к спине. Провизия состояла из небольшого количества сухарей, масла и нескольких плиток шоколада, в лучшем случае ее хватило бы на неделю. Были у нас географические карты и компас.

Взобраться на плоскогорье было нетрудно, но на нем не виднелось ни одного предмета, который помог бы нам ориентироваться. Перед нами расстилалось море небольших холмов, с трудом отличимых друг от друга.

Пришлось итти по компасу. Первоначальной своей целью мы избрали пастушью хижину посреди плоскогорья. Вскоре после полудня мы добрались до нее. Дверь и окна хижины оказались забитыми, а поверх трубы были положены тяжелые доски.

Мы порядком устали после целого дня ходьбы, к тому же снова поднялся ветер, градусник показывал 12° мороза. Пробраться в хижину было чрезвычайно трудно, а тем более — взобраться на крышу и привести в порядок трубу. Мы оба здорово отморозили руки, и мой спутник все последующие дни думал, что навсегда лишился одного пальца.

На наше счастье, в хижине оказались дрова, но труба промерзла, холодный воздух тяжелой пеленой ложился на огонь, и мы порядочно измучились, прежде чем дрова разгорелись и дым пошел в трубу. Поужинав, мы залезли в мешки, разложив их на лавках против очага, и крепко уснули.

Утром злоключения возобновились. Ветер, поднявшийся еще накануне вечером, усилился, и повалил густой снег. Непогода настолько разыгралась, что мы решили переждать. При тщательном осмотре хижины нам удалось найти в ней небольшой мешочек ржаной муки, вероятно, забытый здесь пастухом. Чтобы не тратить своей провизии, мы сварили в котелке над очагом жидкую мучную кашицу. Два дня провели мы в хижине, питаясь исключительно этой кашицей; она была недостаточно питательна и отвратительна на вкус.

На третий день буря улеглась, и мы тронулись в путь. Вскоре опять повалил снег, и стало теплее. Чтобы точно знать, где мы находимся, нам часто приходилось заглядывать в карту, но мокрый снег, падавший на тонкую плохую бумагу, вскоре превратил ее в жидкую массу, и нам оставалось итти по компасу.

Ночь застала нас, прежде чем мы достигли намеченной цели. На ночлег пришлось устроиться под открытым небом. Мы провели очень неприятную ночь; мокрый снег, приставший к платьям, таял, и сырость пронизывала нас насквозь; в меховых мешках влага от тепла тела испарялась и не давала нам согреться. К концу ночи стало опять подмораживать. Я дрожал от холода и, чтобы согреться, решил выпить спирт из лампочки. Я выполз из мешка, взял одну из лыжных палок и стал ею нащупывать сверток. К своему ужасу, я не нашел его на месте. Утром вместе с товарищем мы продолжали поиски, но оба свертка словно в воду канули! Куда они делись — я и до сих пор не могу понять.

Наше положение было теперь чрезвычайно опасно: если мы вскоре не встретим людей, то погибнем от голода и холода. Мы быстро двинулись на запад, надеясь еще до вечера дойти до намеченного места.

Но на этот раз нам не повезло. Повалил такой густой снег, что на расстоянии метра ничего не было видно. Мы решили, что благоразумнее будет вернуться к исходному пункту, и повернули на восток.

Ночь, такая же сырая, как и предыдущая, застала нас в пути: мы прошли всего несколько километров. Отыскав небольшой выступ скалы, мы устроились под ним, рассчитывая иметь защиту от ветра и отдохнуть. Я выкопал в снегу пещеру такой величины, чтобы поместиться в ней в длину. В ней ветер, действительно, не беспокоил меня.

Среди ночи стало опять холоднее. Мокрый снег, засыпавший ход в пещеру, превратился в твердую ледяную кору. Проснувшись от холода, я инстинктивно попробовал повернуться на другой бок и не смог даже пошевельнуться. Я был замурован в ледяной глыбе! Я напряг все силы, удесятеренные отчаянием, но ничего не достиг. Тогда я стал звать товарища, но он не услышал меня.

Я совсем растерялся. Мне представилось, что мой спутник тоже вмерз в мокрый снег и разделяет теперь мою участь.

Становилось все тяжелее дышать, и я перестал звать на помощь. Я понял, что, для того чтобы не задохнуться, лучше всего было оставаться неподвижным. Не знаю, от недостатка ли воздуха или от какой-нибудь другой причины, но только я вскоре заснул или, может быть, впал в забытье. Очнувшись, я услыхал слабый шум. Значит, мой спутник был все-таки на свободе. Накануне он только потому не зарылся в снег, что был слишком измучен и на все махнул рукой. Проснувшись и не увидав меня, он, естественно, окликнул меня, но я не ответил. Тогда он, дрожа от волнения, стал искать каких-нибудь признаков моего присутствия, и взгляд его упал на волоски моего мешка, торчавшие из-под снега.

Он тотчас же руками принялся разрывать мою пещеру и через три часа отрыл меня.

Оба мы чувствовали сильную слабость, ночь еще не прошла, но мы были слишком взволнованы, чтобы спать. Небо было ясное, и мы пошли, находя направление по звездам. Мы шли часа два, как вдруг мой спутник, который шел впереди, словно сквозь землю провалился. Я инстинктивно откинулся назад. Немного погодя он крикнул мне:

— Не трогайся с места! Я упал с уступа!..

Он упал с высоты девяти метров, но, к счастью, на спину, и спальный мешок смягчил ушиб. Мы решили подождать рассвета.

Надежда на благополучный исход предприятия была потеряна…

Прошло четыре дня с того момента, как мы ели. От полного бессилия нас спасала питьевая вода. На плоскогорье было много небольших озер, соединенных ручьями и ручейками, из которых мы и пили. Наполнявшая желудок вода смягчала муки голода.

К вечеру мы набрели на сарай, набитый сеном. Вокруг виднелись следы лыж. Это свидетельствовало о близости людей, которых мы и решили разыскать на следующее утро. Зарывшись в мягкое сено, мы чудесно выспались. Утром я отправился на разведку один, так как товарищ чувствовал себя слишком слабым. Пройдя около часа по лыжным следам, я увидал вдали человека. По всей вероятности, это был. крестьянин, осматривавший силки для рябчиков. Я громко позвал его. Он, видимо, очень испугался и, к моему ужасу и удивлению, принялся улепетывать со всех ног. Эти одинокие горные жители очень суеверны. Они с необычайным мужеством идут навстречу действительной опасности, но зато досмерти боятся воображаемых «привидений». Без сомнения, крестьянин принял и меня за «привидение». Я закричал еще раз, вложив в крик все свое отчаяние. Это тронуло человека, и он, впрочем, не без колебания, стал приближаться ко мне. Каково же было мое удивление, когда из его объяснений я понял, что мы находимся всего в часе ходьбы от хутора Моген, откуда мы неделю назад предприняли наше неудачное путешествие!