Василий Ян - Всемирный следопыт, 1928 № 09

Панфил засмеялся.

— Сам имальщик и от имальщиков же удрал? Своих ребят за варнаков [35] Варнак — разбойник, бродяга. ) принял? Как же это так? — удивлялся он.

— Да какой же я имальщик?! Какой же я старшой?! Что ты, Панфил! Еще три дня назад я и в жизни своей про имальщиков не слыхал. Три дня назад я только в первый раз в жизни омуля съел!..

— Да сам-то ты откуда?

— Я?.. Из Москвы!..

— Из Москвы-ы? — протянул Панфил. — Эна!..

Панфил уставился на меня глазами, полными удивления. Потом он откинулся назад и, задрав голову, так громко и весело принялся хохотать, что, глядя на него, расхохотался и я.

Вдоволь нахохотавшись, Панфил встал и, сплюнув, с досадой проговорил:

— Ну скажи на милость, чего же ради я, старый чорт, за пятерку взялся тебя везти?

— Это уж твое дело… А не все ли тебе равно, кого везти?

— Глупо ты говоришь!.. Как бы я знал, что ты не старшой над имальщиками, не повез бы я тебя за пятерку ни в жисть. Ведь я же, можно сказать, самый первый вор на Селенге…

— Да будет тебе!..

— Не зря я говорю, парень!.. Ведь я нынче какого из-за тебя маху дал! Меня теперь мои ребята засмеют…

— Какие ребята?

— Да те, которые тебе нынче мяса подарили…

— Так они — тоже воры?

— Ну, а как же!.. Можно сказать, первые хищники. Ведь я — их башлык. Понял?

— Башлык? Что это значит?

— Эна! Ты и этого не соображаешь! Эх, парень, парень… — проговорил он, глядя на меня с каким-то презрительным сожалением. — Башлык… Стало-быть, хозяин воровской лодки. Он ею правит; он, можно сказать, начальник всей воровской артели… Ведь я из-за тебя ребятам наказал нынче на воровство не ходить и велел им других воровских башлыков предупредить, чтобы и те не ходили, потому, мол, старшой имальщик приехал. За этим я к ним и заезжал сегодня с тобой… А тебя я взялся к Истоку везти, чтобы тонкости твои узнать… Я ведь тебя всерьез принял. Подумалось мне, будто парень ты хитрый и тонкий, потому от себя ты ни слова не говоришь, кто ты есть, а сам меня про воровство тихонько выспрашиваешь. Ну, я и подумал, покуда ты здесь околачиваешься, лучше с воровством потише: кто, мол, тебя знает? Опять, думаю, коли ты старшой — твои ребята усердствовать начнут, и оно все же спокойнее будет с воровством денек обождать…

Вдалеке прозвучал раскатистый выстрел. Повидимому на реке разыгрывалась жуткая драма.

— Стреляют, — вымолвил я. — Уж не поймали-ли воров?..

— Поймаешь их!.. Они теперь далеко. Я знаю, эту лодку. Это лодка Твороговского Гаврилы… Старый башлык!.. Разве он даст себя поймать — ни в жисть!.. За его ребятами не то что на веслах, а и на моторке не угонишься.

— Неужели от мотора можно на веслах уйти?

— Эх, парень! Не знаешь ты хищников! Не знаешь наших ребят! Уйти им от семисильного мотора на веслах — ничего не значит! Для воровства и лодка делается особая, узкая, длинная, из легких досок, ходкая — страсть! Пять пар весел. На веслах пять силачей. Видал ты нынче моих ребят? Видал, какие парни на этом деле работают? Много ли таких силачей найдется? Из десяти человек, может быть, только один к такой работе пригоден. Каждый из них здесь на Селенге родился и вырос… Грести сызмальства привычен. Работают парни дружно; друг к другу привыкли; один одного сильнее, один другого смелее… Лодкой правит башлык — старый дед. Селенгу он знает наскрозь, а в Селенге, чай, сам видел, сколько проток, островов, затонов, мелей и быстрин. Ни один имальщик не знает так реку, как ее знает башлык… Где же имальщикам на семисильной моторке за ворами угнаться!

— А в кого же сейчас стреляют?

— Не иначе как в воздух стреляют… Так, для острастки. А воры уж далече. Это я тебе верно говорю. Они небось давно уж лодку свою посуху через остров переволокли и другой протокой теперь пробираются.

— Но ведь ловят же все-таки воров?

— Конешно, ловят… Только старого башлыка трудно поймать… Разве убьют или шибко изранят…

— А тебя самого ловили?

— Случалось два раза.

— И что же тебе за это было?

— При старой власти пришлось отсидеть, а при новой — полсотней рублей отделался да лодку с неводом отобрали.

— А ранить тебя не ранили?

— Ну, а как же! И это бывало… Первая пуля — башлыку. Это уже известное дело… Вот гляди!..

Панфил расстегнул рубаху и повернулся к огню. Возле его могучего бронзового плеча виднелась затянувшаяся рана.

— Это одна… А вот — вторая, — и он указал на свою руку. — Вот, щупай, где пуля засела… ишь, катается в мясе… Третья рана на ноге.

— Три раны! Эх, Панфил, неужели этого тебе все еще мало?! Небось, сколько ты времени в больнице пролежал?

— В больнице? Что ты, парень!.. Разве нашему брату можно в больницу? Дома старуха залечивает, а в больнице— пропадешь с ней, с раной-то!

— Это почему же?

— Да потому, что фельшер враз смекнет, при каком деле я рану получил… Оно, конечно, в больнице залечат аккуратно— слов нет, а как залечат, так к ответу и привлекут; это тоже уж само собой, как водится… Нет, нам в больницу нельзя. Сами себя лечим, а как на воровство идем, так с собой на всякий случай и бинтов, и жира медвежьего, и спирту, и порошков разных берем… Вот с этой раной я без малого два месяца дома лежал. Старуха лечила.

— Отчаянный вы народ…

— Действительно, что так… Особливо молодежь отчаянничает. Еще за месяц до рунного хода ко мне ребята наведываться начинают: «возьми, мол, дед Панфил, к себе на лодку хищничать». Отбою не дают — вот как пристанут. Старуха моя им и то говорит: пожалейте, мол, мово старика. Он, дескать, и так весь простреленный… Ну, а я уж, конечно, выбираю себе ребят какие понравятся… поздоровее, значит, потому на этом деле с слабым парнем пропадешь. Прежде нежели я парня к себе в пай возьму, я его наперед попытаю — есть ли еще в нем силенка-то… А кроме силы надо и дело знать. Можешь ты грести так, чтобы темной ночью имальщик тебя в десяти шагах не услыхал?.. Можешь ты ночью с неводом скоро управиться? Если можешь, — стало-быть, хорош будешь; не можешь — ну, так и проваливай… Да, парень, воровать омуля не всякий может. Надо и силу и смелость иметь…

— Вот, летошный год какие страсти нам тут претерпеть пришлось, — продолжал он. — Акурат у имальщиков ребята подобрались боевые, и многих молодых башлыков они тогда на Селенге переловили… И вот случилось так, что на протоке Сорокоуста убили они одного хищника, и в село наше покойника страшного привезли с простреленным глазом. Я в это самое время акурат собрался на воровство итти… «Ну, — говорю, — ребята, сознавайся, кто заробел? Потому если кто сомневается — я на промысел не пойду»… Молчат мои ребята… думают… ну и порешили, конечно, итти, потому в ту пору омуля много в реку зашло… Стало-быть, и пошли… Половили мы хоть и недолго, а рыбы попалось много… Штук пятьсот омулей в лодке уж было, когда назад порешили вертаться. Убрали ребята невод, и направил я лодку в протоку Траниху… Идем тихо-претихо, а имальщики все же нас с берега приметили, потому луна яркая светила… Стали они в нас из берданов палить и за нами пустились вдогонку на веслах на такой же воровской лодке. Ну, конечно, где им за нами угнаться… И стали мы от них уходить. Оглядываюсь это я все на них, а тут вдруг и впереди нас палить начали… Глядим — спереди нас мотор несется… И откуда он это только взялся?.. Что будешь делать?.. Протока узкая; сзади имальщики и спереди они же на моторе… С двух сторон, стало быть, нажимают. Встал я тут на одно колено. Крепко зажал рулевое весло и на ребят своих глянул. Смотрят они на меня; вся надежда их — я, а мне деваться некуда: ходкий семисильный мотор прямо на меня идет… Направил тут я лодку прямешенько на мотор и быстро подходить к нему стал. Вижу, на моторе имальщики уж багор приготовили… зацепиться за мою лодку собираются… а ребята мои — ни звука… Так и впились в меня глазами: «Выручай, мол, дед Панфил». Разом наклонился я тут всем телом направо… Налег на рулевое весло и ребятам головой кивнул. Сообразили ребята: враз затабанили правыми веслами, а левыми так гребнули, аж весла затрещали… Верткая у меня лодка… разом легла она поперек перед самым мотором и птицей к берегу понеслась. У самого берега круто ввернул я налево и мотор в два счета обогнул… Не могут моторы круто ворочаться. Наши воровские лодки верткие… Они на месте поворачиваются враз, потому мы поворачиваем их сразу — и веслами и рулем. Ну, а мотор этого сделать не может. Поворот у него тихий, а тут вдобавок и протока узкая была. Пока это он назад повернулся— мы уже за остров в другую протоку входили… Ну, конечно, постреляли в нас… да только ночью стрелять-то не больно способно..