А Киселев - Всемирный следопыт, 1928 № 12

Вскоре в Треугольнике обнаружилась новая перемена. Верхняя челюсть загнулась вниз, передние зубы вылезли и стали походить на клыки степного волка. Красные полосы на перьях почернели, на плавниках появились черные траурные линии. Теперь Треугольник был похож окраской на амурского тигра, и в нем нельзя было узнать веселую серебристую рыбу, какой он был в Амурском лимане.

Уже второй месяц Треугольник находился в пресной воде. За это время он ничего не ел. Подобно своей самке, он давно утратил жир и лоск. Их чешуя была покрыта мутным слоем слизи. На такую рыбу прибрежные жители не хотели и смотреть…

Наконец Треугольник добрался до устья Викина, притока Уссури; там в одном из ручьев он остановился… Он оказался у той самой коряги, где пять лет назад вышел из икринки. Конечно, он не помнил этого места, но инстинкт, который все время владел им и заставил из американских вод вернуться в русские, теперь удержал его возле коряги. Самка проплыла вперед и также остановилась. Видимо, она тоже родилась здесь, иначе бы не пошла за ним в этот ручей. Покружившись несколько минут по дну, она напружинилась, выпрямила свой хвост и стала бить им по песку. Когда в песке образовалось углубление (гнездо), самка выпустила в него несколько сотен оранжево-красных икринок. Треугольник подплыл к ней и окутал икринки своими молоками. Те из икринок, на которые попали молоки Треугольника, сразу осели на дно ямки. Затем довольная пара в несколько минут забросала гнездо песком, илом и мелкой галькой…

На другой день недалеко от первого гнезда самка вырыла вторую ямку и вновь выпустила в нее икру; Треугольник снова окутал икру молоками. Когда второе гнездо было запрятано, пара принялась за третье…

Оберегая будущее потомство, рыбы пять дней не отходили от своих гнезд. Когда же кучки силой течения сравняло с дном речки, самец и самка, не взглянув друг на друга, как чужие, лениво поплыли в разные стороны…

Проплавав несколько дней в Бикине и Уссури, Треугольник вернулся в Амур. Устало перебирая плавниками, он медленно плыл по течению. Теперь у него не было никаких желаний и забот. Его уже никуда не тянуло. Плыл он по течению лишь потому, что так было легче двигаться. Он добрался уже до прибрежных скал Хабаровска, как вдруг услыхал над собой оглушительный шум. Он хотел было нырнуть вглубь, но у него нехватило сил. Корпус большого парохода черной тучей накрыл его. Набежавшие волны завертели беспомощное тело, и красные лопасти колес, пеня воду, опустились на рыбу. За кормой парохода узкой лентой тянулся пенистый след. Из-под колес Треугольник угодил под дно парохода, затем его отнесло за корму, и там, перевернувшись вверх серебристым брюшком, он закачался в мутной пене. К вечеру его безжизненное тело отнесло к городу и прибило к сваям набережной…

Сторож хабаровского Этнографического музея увидал на берегу крупную мертвую рыбу и подошел к ней. Ухватив Треугольника за жабры, он долго сосредоточенно рассматривал его.

— Ишь, ты! Кета трижды мечена!.. — И он потыкал грязным пальцем поочередно во все три метки. — Вишь, невидаль какая! Бляха!.. И что это на ней написано? Да и не нашинская, видать, азбука-то… И цифры к чему?.. Пойду-ка покажу заведующему музеем, может, в рыбине какая причуда есть…

В дополнение к рассказу «Трижды меченый» рисующему биологические стороны лососевых, в № 24 «Вокруг Света» будут помещены зарисовки с натуры художника - анималиста В. Ватагина, посетившего в этом году кетовые промыслы на Дальнем Востоке.

Морской рассказ Ж. Саркизова-Серазини

На рассвете декабрьского дня на пустынной набережной румынского военного города Констанцы царило необычайное оживление. К трапу пузатенького портового буксира, пришвартовавшегося к пристани, спешно стягивались конные и пешие жандармы констанцской сигуранцы [25] Сигуранца — румынская охранка. ). Спустя некоторое время по каменным плитам набережной застучали тяжелые сапоги конвойных…

В тусклом свете электрических фонарей, под отрывистые возгласы жандармского офицера по трапу буксира вереницей поползли люди, и тесное помещение палубы заполнилось арестованными. Нетерпеливо фыркали кони, звякали приклады конвойных, глухо ворчала машина буксира, тоскливо завывали гудки судовых мастерских…

На высокой мачте, стоявшей на пристани, закачались штормовые сигналы… Капитан буксира тревожно поглядел на мачту. Не ускользнули сигналы и от внимания пассажиров, дрожавших на ледяном ветру.

Раздался резкий, нетерпеливый гудок. К буксиру плавно подкатил автомобиль начальника сигуранцы, осветив лучами фонарей вытянувшихся во фронт жандармов и почтительно козырявших офицеров. Капитан буксира, приложив два пальца. к козырьку, следил за грузной фигурой начальника сигуранцы, полковника Филиппеску, входившего на палубу в сопровождении юркого черноусого адъютанта.

Филиппеску тяжело поднялся на капитанский мостик, облокотился на поручни и ломаным русским языком обратился к молчаливо стоявшим внизу арестантам:

— Правительство его королевского величества решило исполнить вашу просьбу. Не желая насильственно удерживать людей, которым наш хлеб пришелся не по вкусу, оно поручило мне сделать все возможное, чтобы вы могли как можно скорее покинуть Констанцу и отправиться в Одессу. Вместе с вами поедут и румыны, изменившие своему отечеству…

Филиппеску откашлялся и повысил голос до неприятного фальцета.

— Передайте вашим Советам, что румынскому королевскому правительству, как правительству культурной страны, чужды методы насилия и террора, широко применяемые в России. Несмотря на то, что вы являетесь нашими врагами, правительство поручило мне все же передать вам пожелание счастливого пути и благополучия под сенью красного флага.

Окончив свою напыщенную речь, полковник пристально поглядел на толпившихся внизу людей. На его смуглом каменном лице появилось выражение любопытства, а в глазах забегали огоньки с трудом скрываемой иронии…

Арестованные молчали. Внезапно из-за трубы буксира раздался нервный голос молодого румына-коммуниста:

— Ты лжешь, Филиппеску! Мы не верим твоим словам! Отвечай, мерзавец, какую новую гадость задумал ты и что с нами хочешь сделать?..

На румына набросились жандармы… Филиппеску спокойно пожал руку капитану и быстрыми шагами направился к трапу. Усевшись в автомобиль, он оглянулся в сторону отходившего судна и с улыбкой сказал сидевшему рядом с ним адъютанту: