П. Гаврилов - Всемирный следопыт, 1927 № 08

Старик стал набивать короткую трубку, а Санька сидел смирно и прислушивался. Ему снова почудился в лесу тот же звук пробирающегося крупного зверя.

— Послухай, деда, цто звона там ходит!

— Ведмедь раньсе времени снялся… ходит… Ты здесь у лодки побудь, а я схозу поглягу. — И, взяв свой штуцер и сошки, старик скрылся в лесу.

Илья Иванович легко взобрался на кручу берега, не замечая сгрудившихся на его пути лесных великанов. Он безошибочно находил верную дорогу среди завалов бурелома, ни разу не дав себе даже труда нагнуться, чтобы пройти под каким-нибудь препятствием.

Пройдя сотню шагов, он приостановился и вслушался в таинственный шопот леса. Теперь еще яснее доносилось хрустенье ломаемых веток. Илья с минуту подумал и повернул вдоль берега Укыо вверх по ее течению.

«Цудной, он какой-та… либо недузный, либо дицину на себе тасцит… больна несыбка иде» — рассуждал про себя Илья.

С каждым шагом шум становился яснее, и скоро Илья сбросил с плеча штуцер и, почти пригнувшись к земле, осторожно стал продвигаться в зарослях. Ни одна ветка не хрустнула на его пути.

Так он дошел до глубокой борозды на талом снегу. На борозде не было отчетливых следов, вся она была точно вспахана неровными, перемежавшимися буграми. Еще осторожнее Илья пошел рядом с бороздой, не выходя из-за защиты деревьев. След был совершенно непонятным, и острый глаз Ильи, привыкший безошибочно определять всякого зверя по следу, не мог разгадать природу странного существа, пахавшего снег на своем пути.

Следы несколько раз делали петлю, пересекая сами себя, и, наконец, направились к опушке, к берегу Укью.

Илья дошел уже почти до самого берега, но шума больше не было слышно. Зверь остановился и не издавал ни звука. Илья лег на живот и, извиваясь в снегу, то полз, то пробирался на четвереньках. И вдруг он увидел странного зверя. Горбом торчала из снега блестящая черная спина. Меха не было, и кожа лоснилась по всей спине, только местами торчали клочья рыжей шерсти. Головы не было видно, зверь уткнул ее в сугроб. Илья ползком обогнул зверя и зашел с головы, чтобы удобнее было стрелять наверняка. И тут он увидел против себя черную мохнатую маску, с которой прямо на него уставились большие стеклянные глаза.

«Леший!» — мелькнуло в голове Ильи.

Илья сделал широкое движение и шепнул в сторону лешего: «сгинь». Но тот не шевелился и все так же неподвижно смотрел на Илью. Тогда Илья громко крикнул: «сгинь… сгинь, сатана!»

Глаза «лешего» закрылись, и изо рта вырвалось невнятное мычание. Затем он снова открыл глаза и уставился на Илью. Старик попятился под тяжелым взглядом. Но чем больше он смотрел в эти глаза, тем больше отходило от него оцепенение, и ему начинало казаться, будто «леший» глазами говорит с ним. Что-то жалкое мелькнуло в глазах «лешего», и вдруг они загорелись ярким огнем. «Леший» внезапно поднялся на колени, и Илья увидел самого обыкновенного человека. К Илье протянулись две толстые черные култышки, в которых он теперь уже безошибочно мог определить отмороженные руки человека.

— Беглай?.. — громко спросил Илья.

Человек замотал головой, и глаза его снова закрылись. Все тело опять осело и рухнуло в снег.

Илья подошел и внимательно осмотрел человека. Лицо и руки были отморожены и страшно распухли. Кожа почернела и в некоторых местах полопалась. Гнойные раны смотрели из клочьев кожи, оставшихся вместо сапог. Илья подумал и, выйдя к реке, закричал высокой фистулой:

— Санька… ооо… Едь сюды… ыыы!..

Снизу с реки донесся ответный крик.

Через десять минут лодка плыла обратно, и, налегая на весло, Санька с опаской поглядывал на смесь лохмотьев и мороженого мяса, тяжело лежавшую на корме лодки. По течению лодка шла быстро, и скоро из-за высокого обрыва на берегу Илыча появились домики поселка.

— Огого… гооо… гооо! — далеко разнесся по лесу голос Ильи, когда до деревни оставалось еще с версту. Из избы вышел мужчина и, приставив руки козырьком, стал всматриваться в лодку, на которой Илья вез свою страшную находку.

Прошло шесть часов, прежде чем отогретый, обмытый и весь вымазанный жиром, смешанным с отваром целебных трав, Зыбков окончательно пришел в себя. Есть ему не дали ничего, кроме воды с сахаром. Как только дар речи вернулся к Зыбкову, его первым вопросом было:

— Сементов где?

— Какой Сементов-та?

— Мой товарищ… второй… который со мной…

Никого больше Илья в лесу не видел. Зыбков рванулся на скамье и застонал от нестерпимой боли в ногах:

— Старик, давай людей… охотников… сейчас в лес пойдем Сементова искать!..

В коротких словах Зыбков рассказал о том, что с ними произошло. Пока он рассказывал, трое молодых зырян уже снаряжались на поиски в лес. Санька с ними.

— И я с вами, — решительно заявил Зыбков и сделал попытку подняться со скамьи, но тут же упал на нее снова.

— Куды ты?.. На руках тебе несть… Одни без тебе скорее найдем… сиди, — уговаривал Илья…

Спустив лодку, охотники добрались до того места, где Илья нашел Зыбкова. По глубокой борозде они безошибочно шли его следом, несмотря на то, что была ночь. Слабые лунные блики давали зырянам достаточно света. Не останавливаясь, размеренным шагом шли до полуночи, но никакого человека не было. По их расчетам они прошли уже не меньше десяти верст от места, где был найден Зыбков. Здесь они впервые заметили около темной ямы в снегу, где повидимому, лежал Зыбков, пятна крови на снегу. Недовольно покачав головами, они снова пошли и, не пройдя версты, наткнулись на тело Сементова, бессильно висевшее поперек большого ствола.

Сперва зырянам показалось, что Сементов не дышит. Разогретый у яркого костра, с перевязанными ранами, он скоро пришел в себя и приоткрыл глаза. Тотчас же он закрыл их снова и не приходил уже в себя до самого дома. На своих плечах тащили его молодые охотники до лодки и тем же путем, что Зыбкова, доставили в поселок.

Прошло три дня, прежде чем можно было говорить о дальнейшем пути на лодках. Зыбкову было несколько легче, но Сементов был совсем плох. Старые зыряне, оглядывая его раны, только качали головами и, наконец, решили, что нужно его доставить к фельдшеру. Как выяснилось, до фельдшера было 300 верст. Посоветовавшись, снарядили две лодки и поехали к фельдшеру, день и ночь плеская веслами по Илычу и Печоре.