Владимир Козлов - Кофе от баронессы Кюцберг

Услышав слова Дыни, Колчак сразу вспомнил запись на стене в изоляторе, но рассказывать про неё не стал.

– А водку на воскресение оставим, – сгодится после бани, – пряча за ящик грелку, сказал Дыня.

В воскресение Колчака вызвали на свидание, к нему приехала мать с дядькой Иваном. Там он узнал от Ивана, что лекарство в количестве тридцати ампул передал лично он сам ребятам, для дяди Жоры, который без них в иные дни обходиться не мог.

Колчак понял, что Горыныч его обманул. В пачках с чаем оставалось ещё двадцать шесть ампул. Об этом он сказал Дыне и Шимми.

– Мы ему сейчас словесное внушение сделаем за это крысятничество, – сказал Шимми, – а Хлястик заедет пускай сам с ним разбирается. Горыныч только его на зоне боится и слушает во всём.

В подтверждении его слов Дыня кивнул головой и добавил:

– То, что Жоре Хлястику выделяют в санчасти для него этого недостаточно. Бывает вдогонку он сам себе симплекс колет или гуту. Сейчас появится Горыныч, я ему канитель устрою. Бить его нельзя, он бешеный, за себя умеет постоять. А веское словечко скажу ему, пускай думает, до Жориного приезда.

Горыныч пришёл из бани, в бодром настроении, не подозревая ни чего.

– Ну что Вовка дядьке привет от меня передал? – спросил он громко из своего пролёта, так, что бы его вся секция услышала и обратила на него внимание.

– Чего вылупились? – сказал он всей секции, мы с его дядькой вместе росли и футбол играли за одну команду. Только он человеком стал, а я наркоманом.

Горыныч правду сказал про Ивана Романовича. Вовка с ним разговаривал на свидании, и они выяснили, что с Горынычем они знакомы с малых лет.

– Коля иди сюда? – подозвал его Дыня к себе.

– Сейчас полотенце мокрое повешу сушиться и подойду, – сказал Горыныч.

Он подошёл к пролёту с кружкой горячего чая.

– Коля хочешь поговорить с ребятами завтра по телефону из кабинета начальника цеха точечной сварки. Ребята которые подогрев забросили Колчаку? – спросил Дыня. – Мы устроим завтра переговоры на промышленной зоне.

– А зачем? Я их никого не знаю, – нагло заявил он.

– Отблагодаришь их, за гостинчик.

– Да мы им с Колчаком письмо благодарственное отправим.

– Горыныч не гони пургу? Ребята сегодня подъезжали и мы с ними на угле разговаривали. Они сказали, что для Жоры, заслали морфий в количестве тридцати штук. Четыре спалили. У тебя двадцать шесть ампул осталось. Если ты их все себе вдул, то думай, как будешь оправдываться перед Хлястиком. За лекарство он тебя точно на перо посадит без всяких раздумий. Пока не поздно верни ампулы нам?

– Вот когда они лично мне в глаза скажут, что там было, тогда я буду оправдываться. Мало – ли они там, чего напутали, но я в упор Марфы не видал.

…Продолжать с ним дальше разговор, не было ни какого смысла. Весь это день у него сидел на кровати Кнопа, по их поведению было видно, что они были оба под кайфом. После отбоя Вовка испробовал немного водки с Дыней и Шимми. Остатки спрятали до следующей бани.

Когда Вовка после отбоя укладывался спать, он обратил внимание, на кровать Горыныча. Тот спал, окутавшись с головой под одеялом. Утром, как обычно лагерный динамик объявил подъём на зарядку. Колчак встал с кровати одним из последних, и начал будить Горыныча, но тот не отзывался. Он лежал в том – же положении, в котором его Колчак видал, когда ложился спать. Содрав с него одеяло, он увидал перед собой окостеневшие глаза, не придававшие признаков жизни. Рот у него был обильно обнесён засохшей кровавой пеной. На подушке образовалось большое пятно. В руке Горыныч сжимал шприц. Колчаку от такого зрелища стало тошно, и он пулей выбежал из секции. На улице его стало полоскать. Первым рыгавшего Колчака на крыльце увидал Терентий.

– Что с тобой? Не краски на работе нанюхался вчера? – спросил он у Вовки, – а то у новичков часто такое бывает.

– Жмурик в бараке, – показывая на свою секцию, с отрыжкой произнёс Колчак. – Горыныч дуба дал. Глаза окостенели.

– Как, где? – лихорадочно вскрикнул Терентий.

ДПНК и куча надзирателей появились в бараке раньше, чем заключённые пришли с зарядки. К кровати Горыныча никого не подпускали, пока не появился кум Саврасов.

Под подушкой у покойника нашли семь использованных ампулы морфия, а под кроватью три пустых упаковки тазепама. В мыльнице у него нашли ещё пять ампул. После этого начали проводить поголовный шмон во всех секциях барака, где под створами окна обнаружили тайник с грелкой водки. Кроме этого, больше запрещённого ничего не нашли. Когда кум сделал все формальности, Горыныча вынесли из барака на носилках.

– Это божье знамение, – сказал подошедший к Вовке Шимми.

– Нет, его жадность обуяла. Он был больным, поэтому и пургу нам гнал. Передозировка видимо у него? – предположил Колчак.

После чего сбросил матрас с кровати Горыныча на пол, а свой переложил на его место.

После завтрака Вовку вызвал к себе в кабинет Мартьянов. Там же у него сидел кум Саврасов:

– Плохо ты начал Колчин свой срок, изолятор имеешь за драку. Сегодня мы тебя отправим туда за подогрев, который ты на днях принял на угле вместе с Горынычем, – сказал кум. – И вот сегодня смертельный исход, от твоего подогрева.

– Это ты Колчин помог ему уйти из жизни, – обвинил Вовку неожиданно начальник отряда.

– Почему это я? – возразил Вовка, – я с ним даже никогда не разговаривал.

– Вы же с ним земляки? – спросил Мартьянов.

– Ну и что из этого. У него свои взгляды на жизнь, которые меня не интересуют, а у меня свои. Тем более он взрослый мужик. И никаких подогревов я не получал. У меня родные недавно были на свидании.

– Я тебе Колчин вот что скажу, – обратил свой взор на Вовку Саврасов, – я здесь поставлен, чтобы каждый шаг ваш знать. Ты только перед нами не ломай петрушку. В тот день, когда был подогрев через забор, ты из своих ботинок в душевой высыпал по килограмму угольной пыли. Зачем она к тебе туда попала? Что ты делал на Кузбассе? Ты не шахтёр, тебе там делать нечего.

Шахтёрами в зоне называли кочегаров, и Колчак об этом ещё не знал.

– Этому есть простое объяснение, – сказал Вовка, – я не знаю ни о каких шахтёрах и подогревах, когда их кидали, мне всё равно. Но на той неделе, в обеденный перерыв я спал около труб. В обуви я спать не могу, и снял с себя ботинки, а надо мной кто – то осмелился подшутить. Подменили незаметно ботинки в раздевалке. И я только обнаружил подмену. Сейчас я выкинул ботинки, так, как ноги постоянно грязные от таких ботинок.

– Сомневаюсь, что после разгона компании Ломоносова, найдутся смельчаки кинуть тебе такую дешёвую подлянку? Ты мне прекращай сказки рассказывать? На второй день твоего пребывания в колонии все заключённые уже знали, что ты родственник Хлястика. А это говорит о многом, – сказал уверенно Саврасов.