Евгений Рысс - Шестеро вышли в путь. Роман

Катайков вспотел. Мелкие капельки пота заблестели на лбу. Он достал из ящика комода коробочку с махоркой и книжечку грубой папиросной бумаги. Не торопясь он насыпал на листик бумаги махорки и тщательно свернул папироску. Мельком он кинул взгляд на Булатова: видит ли Булатов, что у Катайкова не дрожат руки?

Булатов видел это, тоже достал из кармана кисет и не торопясь набил трубочку. И у Булатова тоже руки не дрожали.

- Я толком-то не курю, - сказал Катайков. - Баловаться иной раз балуюсь. Прошу вас.

Твердой рукой он разлил водку в рюмки. Выпили. Катайков захрустел аккуратно очищенной редиской.

- Был ли, не был ли разговор, - сказал он, - речь не об этом. Если вы меня пугать думаете, так это, извините, смешно. Мало ли что набрехал Миловидов! Да и кто он такой? Да и есть ли он на свете? Туманно, господин Булатов, туманно…

Булатов засмеялся.

- Не бойтесь, Тимофей Семенович, - сказал он, - я не прошу вас признаваться мне в том, что вы вели переговоры с полковником белой гвардии, я просто должен вам сообщить, что двадцать шестого июля, в известном Миловидову месте, норвежская шхуна будет.

- Та-ак, - протянул Катайков. - А кого же она возьмет?

- Миловидова, вас и меня. Ну и тех, кто нам понадобится.

Катайков кивнул головой:

- Понятно. Ну, Миловидову в России терять нечего, он все потерял. Вам, думается, тоже, а мне-то ведь есть что терять. Не скажу много, но кое-какое имущество я накопил. А знаете, расставаться с добром жалковато. Я ведь не барин, а мужик. Мне рубль дорого достается, я его дорого и ценю. Вы изволили сказать, что я купец. Благодарю за высокое мнение, а только купец хорош, когда есть на что купить. А если я, скажем, поеду, то с чем же я в европейские страны явлюсь? Там, конечно, свобода, а ведь тоже денежки требуются. Да еще, наверное, нашему рублю не поверят, золото спросят. А тут у меня и наш рубль возьмут. Домик-то я тоже с собой не увезу. Потом, сейчас мне мужики должны, так они на меня работают, а ведь мужиков-то я с собой не увезу? Нет, невыгодное дело вы предлагаете.

- Ну что ж… - Булатов пожал плечами. - Вам видней. Значит, я был неправильно информирован. Оставайтесь в России, Тимофей Семенович. Бог даст, и проживете.

- А вы что ж будете делать?

- А это уж вам знать ни к чему.

- Так, так… - Катайков разлил опять водку.

Собеседники в молчании чокнулись и выпили.

- Ну, а если бы я, скажем, все же решился, - сказал Катайков, - как вы мыслите, что бы я мог взять?

- Я могу говорить только предположительно. - Булатов вынул из кармана расческу и спокойно расчесал волосы. Жест этот был в странном противоречии со всей его внешностью бедного мужика из глухого лесного района. - Думаю, что золотых десяток у вас порядочно, а их где хотите примут по номиналу. Думаю, что и в Петроград вы недаром ездили - акции какие-нибудь прикупили. Ну, потом, уж если на то пошло, продадите тихонько домик. Купите еще золотишка. Связи-то есть - знаете, где покупать. Потери, конечно, будут. Может, и наполовину уменьшится состояние, так зато же и возможности какие откроются! За границей вы капитал за год удвоите.

- Нет, - задумчиво сказал Катайков. - Акции я не покупал. Кто его знает, что они сейчас за границей стоят, легко обмишуриться. - Он подумал. - Рисковое дело. За границей хорошо с капитальцем. А нищему человеку везде плохо.

Со двора донесся шум: скрипели ворота, глухо звучали голоса.

- Вот как мы с вами славно поговорили! - сказал, усмехаясь, Катайков. - Уже и багаж привезли.

В дверях появился улыбающийся Тишков с двумя чемоданами в руках.

- Быстро? - сказал он. - Расстарался, Тимофей Семенович.

- Ну выпей. - Катайков кивнул головой на графин.

Тишков поставил чемоданы и на цыпочках вышел из комнаты. Вошла женщина еще с двумя чемоданами и поставила их на пол. Вслед за ней вошел улыбающийся Тишков с граненым стаканом в руке.

- Я, Тимофей Семенович, рюмочкой не люблю, - сказал он радостно, - я больше люблю стаканчиком!

Пока он наливал водку, пил, вытирал губы и, сияя от счастья, разжевывал кусок селедки, женщина, повинуясь незаметному знаку Катайкова, принесла новый полный графин, поставила его и ушла.

- Ладно, - сказал Катайков Тишкову. - Спасибо тебе. Иди ложись. Больше не потревожу.

Тишков ушел. Булатов и Катайков молчали, пока не стихли его шаги.

- Много набрали имущества! - сказал Катайков. - Возвращаться не думаете?

- Не думаю, - сказал Булатов.

- Ну что ж, дело хорошее. Небось за границей родственники есть или друзья. А у меня-то ведь родни нет. Жена вот только водку приносила - может, заметили? Так я ее, если и поеду, здесь оставлю. На что она мне?

- Значит, все-таки ехать думаете? - спросил Булатов.

- Да нет, это я так, к примеру.

- Значит, решили остаться, - сказал Булатов. - Думаете, долго будут вас тут терпеть?

- Да что же… - Катайков разлил водку. Оба выпили. - Конечно, развернуться мне не дают, это вы правильно говорите. Силу я в себе чувствую большую, а приложить ее некуда. Ну, а кое-как вертеться позволяют. Все-таки у себя я хозяин.

Пока между Катайковым и Булатовым шел напряженный разговор и каждый из них принимал удары и наносил ответные, оба они были совершенно трезвы. Во всяком случае, выглядели трезвыми. Но за те несколько минут, пока Тишков приносил чемоданы, пока жена Катайкова меняла графины, напряжение, в котором находились оба, ослабело, и оба они как-то сразу захмелели. Не то чтоб у них заплетались языки или движения сделались неточными - только покраснели лица, заблестели глаза и откровенней стал разговор.

- Врете! - сказал Булатов. - Вы миром владеть хотите, а вам «вертеться позволяют». Разве вы долго стерпите? Развернуться захочется, мечтания одолеют, а тут-то вас и к ногтю!

Катайков долго молчал, потом налил себе еще рюмку и выпил.

- Ну, верно, - сказал он наконец, и голос его звучал хрипло. - Нету мне ходу, это я лучше тебя понимаю. Разве это дом для меня? Ты не думай, хоромы мне не нужны, не в том дело. Я человек простой, я и в деревянном доме проживу. А вот власть мне нужна - это действительно. Расти мне нужно, вперед двигаться. Я в армяке буду ходить, это мне все равно, да только чтобы люди шептались: «Катайков идет».

- И ты, значит, думаешь, что тебе советская власть расти позволит? - спросил Булатов.

- Ну-ну, - обиделся Катайков, - за дурака меня не считай! Сам понимаю, что прижмут к ногтю. Раньше, позже ли, а прижмут. Они меня долго терпеть не будут. Да и они знают, что я их долго не буду терпеть. Кто-нибудь да возьмет верх. Я раньше думал - дело тишком обойдется, а теперь вижу - не получается. Ну, председатель Совета у меня в кармане. Запутанный человек, пикнуть не посмеет: и купленный он, да и материал имею - боится. Ну, а уж в укоме моей власти нет. Пробовал - не выходит.

Булатов наклонил к Катайкову воспаленную свою голову.