Евгений Рысс - Шестеро вышли в путь. Роман

«Контрабанда, - подумала Ольга. - Ну это еще полбеды».

Савкин молча кивнул головой и свернул с тропинки. Ольга решилась.

- С тропинки я не сойду, - сказала она.

- Сойдете, барышня дорогая, - сказал Катайков. - Последи, Гогин.

Ольга посмотрела на Булатова. У Булатова было скорбное, тоскующее лицо. Он отвел глаза. Ольга поняла, что надо идти.

Там, где Ольга и ее спутники, или, как теперь ей казалось, конвоиры, свернули с тропы, лес был такой же непроходимый, как всюду. Один на другом лежали сгнившие и крепкие еще стволы, переплетались упавшие ветки, ели крепко держали друг друга за лапы. Казалось, что через все это не протиснуться человеку. На самом деле был лаз, узкий и незаметный с тропы, через который боком протиснуться было можно. Шагах в тридцати лаз этот выходил на другую тропу, которой не было на картах, о которой знали немногие. Савкин много раз проходил из Носовщины в Калгачиху и никогда не замечал, что здесь есть лаз.

- Ишь ты! - сказал он, радостно улыбаясь. - Век живи, век учись. А я думал, окромя той тропы, тут и ходу никуда нет. Теперь буду знать.

Эх, не следовало этого Савкину говорить! Может, и обошлось бы, может, вернулся бы он домой, попил бы еще молочка от своей коровы, порассказал еще жене и дочкам про пароходы и поезда, про дружелюбных людей в каменном городе. Да ведь как угадаешь! Знал бы, что упадешь, соломки бы подостлал.

Очень было приятно Савкину это путешествие. Выходило так, что он, солидный человек, сумел отблагодарить Катайкова, тоже солидного человека. Не то чтобы Катайков оказал ему благодеяние, подал милостыню. Нет. Просто два уважающих друг друга человека друг другу помогли. Савкин пропился - что ж делать, с кем не бывает, - Катайков выручил. В другой раз Катайкову понадобился проводник - Савкин тут как тут. И денег - ни-ни! Было очень важно для Савкина, что он не берет денег. Так сказать, любезность за любезность. Равноправие.

Савкин весело поглядывал по сторонам, старался запомнить приметы дороги - пригодится при случае - и не обратил внимания на то, что монах подмигнул Тимофею Семеновичу и что они, пропустив всех вперед, пошли вдвоем, тихо между собой разговаривая.

- А это кто же такой? - спросил монах.

- Проводник, - сказал Катайков. - Крестьянин из Калакунды.

- Стало быть, не из вашей компании?

- Я же говорю - проводник. Но верный человек, обязан мне.

- Это как же следует понимать? - удивился монах. - Значит, вы стороннего человека ведете в нашу обитель, показываете ему ход - и, пожалуйста, иди, голубчик, рассказывай! Так, Тимофей Семенович, негоже.

- Теперь он, собственно, не нужен, - сказал Катайков. - Без него дойдем. Я его домой отправлю… Савкин!

Савкин обернулся и увидел улыбающееся лицо Катайкова. Он остановился подождать, но Катайков и монах тоже остановились. Монах шептал что-то Катайкову, и Катайков только рукой махнул, чтоб Савкин шел дальше. Савкин пошел. Ему не показалось это важным. Хотел купец приказать что-то, да сейчас недосуг. Позже скажет.

- Что вы, Тимофей Семенович, - говорил монах, - как же можно? Он же ход знает. Раз на эту тропу вышел, как ни крути, к нам придешь. Нет, Тимофей Семенович, это негоже.

- Ну, придем к Миловидову, - сказал Катайков, - поживем пока, а там видно будет.

- Да что вы, Тимофей Семенович! - ужаснулся монах. - Миловидов знаете какой человек… Я ему и показать не решусь этого Савкина. Нет, Тимофей Семенович, это негоже.

- Да что же прикажешь делать? - спросил Катайков, хмуро поглядывая на монаха.

- Не мне решать, - сказал монах. - Только вы уж, пожалуйста, уладьте.

Катайков, бычась, смотрел на монаха. Монах отвернулся и бочком, осторожно обгоняя идущих, прошел вперед. Катайков шагал с недовольным, брезгливым выражением лица, сунув руки в карманы расстегнутой куртки.

Все эти передвижения, разговоры и перемены настроений не доходили до сознания Ольги. Она думала о своем.

Будто пелена спала с ее глаз. С удивлением вспоминала она события последних дней. Что с ней случилось? Она самой себе не могла объяснить собственного своего поведения. Так по-дурацки, глупо, так непереносимо пошло вела она себя. Теперь, думала она, затевается какая-то контрабандная операция. С Белого моря привезли товары, доставленные норвежскими шхунами, и здесь будут перегружать. Ее ужасало то, что она оказалась втянутой в уголовное дело. Мало того, что опозорилась, что друзья теперь всю жизнь будут ее презирать, - еще и перед судом придется держать ответ. Ее пугало не наказание. Отлично она понимала, что без труда докажет свою непричастность. Но для того, чтобы ее доказать, придется рассказывать всю нелепую и позорную историю, как она сбежала от накрытого свадебного стола с каким-то заезжим франтом и обвенчалась на пьяной пирушке. Много стыдного придется ей рассказать. Она шла и думала о суде, но в глубине души мучила ее гораздо более страшная мысль. Нет, не контрабанда, не спекуляция. Что-то здесь другое, чего она даже и представить себе не может. Что-то жуткое, не передаваемое словами, какой-то кошмар, которого нельзя угадать…

Она перебирала в уме все, и ничего, кроме контрабанды и спекуляции, не приходило ей в голову. Нет, успокаивала она себя, хуже ничего быть не может. Ну что ж! Стыдно, но придется перенести позор. И поделом! Не будь дурой!

А шестое чувство говорило ей: ой, не контрабанда, не спекуляция! Хуже!

Она сунула руки в карманы куртки и вздрогнула: что-то пушистое лежало в кармане. Что? Ах да, попугай, которого она зачем-то захватила из дома. Она совсем забыла о нем. Как ни странно, но, найдя птицу, она приободрилась. Близким и дорогим существом показалось ей чучело. Должна была принести счастье эта пестрая птица из жарких стран, которые Ольга так часто старалась себе представить. Пестрая птица из романов о путешествиях и приключениях, которые всегда кончаются благополучно. Держа руку в кармане, она тихо поглаживала пальцем гладкую птичью голову. Если бы попугай был живой, она бы написала записку, что погибает, широта и долгота такие-то, просит помощи. Где-нибудь мальчик случайно поймал бы птицу и отнес бы записку доброму человеку. Добрый человек снарядил бы корабль и отправился на помощь. Но птица была мертвая, и Ольга не знала долготы и широты и даже не знала, в какую она попала беду и от чего, собственно, ее нужно спасать.

Узенький ручеек пересекал тропинку. Поперек ручья лежал спиленный ствол дерева. Ольге захотелось отправить птицу. Пусть это вздор, пусть попугай застрянет у первого камешка - все равно Ольга будет представлять себе, как птица плыла все дальше и дальше, как потом ожила, встряхнулась, вылетела из воды, полетела и села на окно «Коммуны холостяков». Александра Матвеевна увидела ее, удивилась и позвала ребят. Ребята вспомнили, где они видели эту птицу, и догадались, что Ольга посылает сигнал бедствия. Пошли они по следам и, когда Ольга уже погибала, спасли ее. А может быть, попугай просто взял и рассказал ребятам все, что с Ольгой произошло. Если чучело может вылезть из воды и полететь, оно может и заговорить тоже.