Сергей Пясецкий - Любовник Большой Медведицы

— Еще раз такое учинишь — в лоб шмальну! Предупреждаю!

Я подошел к тому контрабандисту и спрашиваю:

— Что, от той раны вылечился?

«Повстанец» смотрит на меня удивленно. А я говорю:

— Ты смотри, братку, сгинешь ведь!

Обыскал его с особой тщательностью, но нашел лишь несколько рублей серебром. Тех денег не взял. И шкурки, спрятанные под куртками у нескольких «слонов», оставил. Пусть и им заработок будет с нашей агранды. Но́ски кидаем в кучу, товара много.

Подхожу к женщине. Стесняюсь немного обыскивать ее. Перепугалась, но старается улыбаться побледневшими губами. Вижу, дрожит всем телом. Обыскиваю ее поспешно, кое-как. А Грабарь подмигивает, ухмыляется похабно. Замечаю это — и принимаюсь обыскивать спокойно, внимательно. Не нахожу ничего. Это подозрительно. Кажется мне, что дрожит она не только потому, что насилия боится, а еще боится и за что-то спрятанное на ней. Если б не думал, что коллеги не так поймут, обыскал бы всю с ног до головы. Вдруг замечаю: волосы ее связаны в большой узел на затылке. Выдергиваю из него шпильки и гребень. На землю что-то падает — это несколько сотен долларов, скрученных и завернутых в обрывок черного чулка.

— Умно! — говорю ей и вспоминаю Лорда. Это словцо — его любимое.

Обычно сопровождающий всех денег не несет, а отдает часть на сохранение вернейшим людям группы.

Кончив обыскивать, приказываю лежащим на земле людям:

— Встать!

Все поспешно поднялись, смотрят мне в лицо.

— Идите, гуляйте! И еще в гости заходите с товаром!

Лица контрабандистов повеселели. А тот, кого я ранил когда-то, просит меня:

— Товарищ, позвольте мне поискать в лесу шапку! Потерял ее, когда удирал.

— И без шапки пойдешь! Вижу, важная она для тебя! А ну пошел!

«Слоны» быстро пошли в указанном направлении и скоро скрылись в лесу. А мы переложили товар в две большие но́ски. Было там сорок две куницы и пять беличьих пластин. В одной но́ске нашлось немного еды и грязное женское белье. Грабарь рассмеялся.

— Ну, элегантка: даже на работу запасное белье берет! Это на случай, если перепугается чересчур!

Поздней сказал мне:

— Ну, не сумел ты ее как следует обыскать. Догола нужно было раздеть.

— Он не раздевал и все нашел, — возразил Щур. — А ты бы раздел, да ничего, кроме срама, и не увидел!

Много мы заработали на партии, так неожиданно попавшей к нам в руки. А Грабарь после нашел в лесу потерянную «повстанцем» шапку. Распотрошил ее, но не нашел ничего:

— Ну до чего упертый тип! И зачем ему та дрянная шапка сдалась! А я думал: деньги в ней прячет.

Идем в лес, на мелину. Разводим там огонь, пьем спирт, едим. Но недовольны. Настроение испорчено: группа Гетмана ушла прямо из рук.

— Это ничего! Посмотрим! — обещает, блестя глазами, Щур.

И не спрашивая, знаю, про что он. Понимаем мы друг друга с полуслова, с одного жеста, взгляда.

Начались дожди. Ночи стали черные. Ныряли мы в них, как в омут. Охотились дальше за группой Гетмана. Когда Щур распродал за бесценок товар: много его скопилось, сказал нам:

— Ну, хлопцы, теперь уж возьмемся за Гетмана! Должны мы его расколоть!

— И расколем! — заверил Грабарь торжественно.

— По-другому будем брать теперь! — сказал Щур.

— Как? — спрашиваю.

— Как?.. А так — на мелине! Как они в дорогу, так и мы в дорогу. Они на мелине, и мы на мелине. Они с мелины — шасть! А мы — цап за морду! Вот вам, холера — или шкуру, или товар!

— Клево! — одобрил Грабарь, хлопая ладонью о колено.

Щур вернулся в местечко, а мы с Грабарем по-прежнему мелиновали в лесу. Нашли надежное укрытие, при шухере легко в любую сторону удрать. Вечером Щур прибежал к нам.

— Ну, хлопцы, в дорогу! Пошли!

Чутьем находя дорогу в кромешной темноте, двинулись к Минску — туда, где мелина группы Гетмана. Вышли мы, как только стемнело. Шли очень быстро, без отдыха, и в двенадцатом часу оказались поблизости от мелины Гетмана. Щур осторожно перелез через ограду, подошел к амбару. Вскоре вернулся к нам.

— Ну, хлопцы, поехали! Все в порядке!

Пошли мы к амбару. Влезли сквозь щель под большими воротами. Внутри царили тишь и темень. С левой стороны были в амбаре сусеки, на которых обычно спали «повстанцы». Справа стояла сеносечка, лежали груды снопов. В углу лежали кучей несколько десятков мешков с зерном. Между ними и стеной оставался узкий проход. Укрылись мы там. Щур сказал нам:

— Придут сегодня и сегодня же вернутся. Знаю наверняка! Понимаете? Туда понесут дорогой товар, а назад — еще дороже: шкурки за три партии товара! Уяснили? То-то будет работка! Только смотрите: у Гетмана машина! Грабарь станет у ворот, а ты положишь их и обыщешь! Заберешь пушку Гетманову. Денег не ищи, много не будет, товар в тюках… Должны уже подходить. Вышли они раньше нас, а уже двенадцать.

Через четверть часа услышали мы звуки шагов под стенами амбара. Потом все стихло.

— К хозяину пошли, — объяснил Щур.

Вскоре послышался шум у дверей. Заскрежетал запор. Заскрипели ворота амбара, зашаркали подошвы по земляному полу. Мелинарь вынул из-под кожуха зажженную лампу, поставил у ворот. Увидели мы суетящихся в амбаре контрабандистов. Было их одиннадцать. Скидывали с плеч но́ски, укладывали у выхода из амбара. Расстилали сено по полу, укладывались отдыхать. Мелинарь, Гетман и еще двое взяли но́ски и вышли из амбара. Через несколько минут вернулись, неся пять больших носок. Были в них черные и белые каракулевые шкурки, которые «повстанцы» хотели отнести в Польшу. На двоих выходила одна но́ска — должно быть, попеременно собрались нести.

«Слоны», лежа на сене, курили.

— Есть будете? — спросил мелинарь у Гетмана.

— Нет. Возвращаемся сейчас. Нужно до утра границу перейти. Выпьем — и в дорогу, — ответил контрабандист.

— Как хотите, — ответил мужик.

— Может, яблок принесете немного? Добрая у вас антоновка, — послышался голос кого-то из «повстанцев».

— Антоновка у меня знаменитая, — сказал мелинарь и, спрятав лампу под кожух, вышел из амбара.

Стало темно. Во мраке светятся огоньки папирос. Слышатся обрывистые фразы. Всем хочется отдохнуть. Некоторые дремлют. Потом Щур говорит тихо:

— Грабарь — у ворот. Ты — в середину.

— Пошло! Первая категория! — шепчет Грабарь.

Выходим из укрытия и в темноте движемся вперед.

Я держу в левой руке фонарь, а в правой — снятый с предохранителя парабеллум. Подхожу к тихо разговаривающим «повстанцам». Жду.

— Тут кто-то чужой! — раздается голос из темноты.

Тогда зажигаю фонарь и выставляю вперед парабеллум. От ворот амбара и от сусеков светят фонари коллег.

— Руки вверх! Раз-два! А то — пулю в лоб!

— Всем лечь навзничь! — кричит Грабарь.

Все смолкли. Вижу: Гетман потихоньку опускает руку. Знаю: за револьвером лезет. Щур идет к воротам. Открывает. Выкидывает наружу но́ски со шкурками. Я по очереди обыскиваю «повстанцев». Начинаю с Гетмана, забираю заряженный наган.